Приказано выжить

Она устроилась на стуле, подломив под себя ноги; сидела по-японски, чудом, несмотря на то что действительно была высокой, как и представлялось Штирлицу, только еще более красивой.

— То есть? — спросил Штирлиц с какой-то неведомой для него радостью.

— Все очень просто, — ответила Дагмар. — Девице из хорошей семьи надо иметь профессию: эмансипация и все такое прочее. Я мечтала быть офицером генерального штаба, мне очень нравится планировать битвы, я играла не в кукол, а в оловянных солдатиков, у меня и сейчас хранится лучшая в Европе коллекция, есть даже красноармейцы, потом покажу. Хотите?

— Хочу.

— Вот… А папа с мамой приготовили мне будущее филолога. А что это за наука? Это не наука, это — прикладное, это как оформление ресторана мастером со вкусом, который знает, как использовать мореное дерево, где будут хорошо смотреться рыбачьи сети и каким образом придумать в затаенном уголке зала кусочек Испании — гладко беленные стены, детали старинных экипажей и много темной листовой меди.

— Ну-ну, — улыбнулся Штирлиц. — Только ваша узкая специальность — то есть взаимосвязанность скандинавской и германской литератур — вполне генштабовская профессия. Можете доказать единство корня слов и одинаковость их смысла? Можете! А отсюда недалеко до провозглашения обязательности присоединения Швеции к рейху, нет?

— Бог мой, я это уже доказала давным-давно, но ведь до сих пор не присоединили! Да и потом я высчитала, что множество русских былин тоже рождены нами, поскольку княжеско-дружинный слой общества у русских был в первую пору нашим, скандинаво-германским, они-то, предки, и занесли туда эпическое творчество, а когда славяне дали нам коленом под зад — привезли сюда, на Запад, их былины…

— Это — по науке? Или снова ваш оловянный генеральный штаб, чтоб легче обосновать присоединение к нам России?

— И так и этак, но обосновывать присоединение Германии к России будет генеральный штаб красных, — засмеялась своим странным, внезапным смехом женщина, — а уж никак не наш.

— Налейте мне еще, а?

— Бутерброд хотите? У меня сыр есть.

— Черт его знает… Все-таки, наверное, хочу…

Дагмар легко и грациозно, как-то совершенно неожиданно поднялась со стула; юбка у нее была коротенькая, спортивная, и Штирлиц увидел, какие красивые ноги у женщины. Он вывел странную, в высшей мере досадную закономерность: красивое лицо обязательно соединялось с плохой фигурой; нежные руки были почему-то у женщин с тонкими ногами-спичками; пышные красивые волосы — и вдруг толстая, бесформенная шея.

«А здесь все в порядке, — подумал Штирлиц. — Природа наделила ее всем по законам доброты, а не обычной жестокой логики: „каждому — понемногу“.

И бутерброд Дагмар сделала вкусный, маргарина намазала не бритвенный слой, а видимый, жирный; сыр хоть и был наструган тоненькими, чуть что не прозрачными дольками, но был положен горкой.

— Пейте и ешьте, — сказала она, снова легко и грациозно устроившись на стуле. — Я очень люблю смотреть, как едят мужчины, не так страшно жить.

— Вы мне раскажите про скандинавско-русские былины, — попросил Штирлиц.

— Вы зовете женщину в постель только после интеллектуального собеседования? С вами я готова лечь сразу.

— Правда?

— Будто сами не знаете… В мужчин вашего типа женщины влюбляются немедленно.

— Почему?

— В вас есть надежность.

— Это — все, что надо?

— Можете предложить большее? Тогда купите мне ошейник, я стану вашей собакой.

— Любите собак?

— Вопрос итальянца. — Дагмар пожала плечами. — Или испанца… Но никак не немца. Разве есть хоть один немец, который не любит собак?

— Я вам дам новый псевдоним — «бритва». Согласны?

— Да хоть какой угодно.

— Итак, о былинах…

— У вас есть сигареты?

— Конечно.

— Я хочу закурить.

— Но вообще-то вы не курите?

— Я бросила. В гимназии курила, еще как курила. И пила водку. И все остальное…

— Молодец. Трудно в учении — легко в бою.

— Так говорил русский генерал Суворов.

— Совершенно верно. Только он был фельдмаршалом, если мне не изменяет память.

— Изменяет. Он был генералиссимусом.

— Слушайте, а мне просто-напросто приятно быть у вас в гостях.

— Так вы же не в гостях… Вы, как я понимаю, по делу…

— Черт с ним, с этим делом… Все равно вы его прекрасно проведете, я теперь в этом не сомневаюсь… С кем из моих коллег вы раньше были на связи?

— По-моему, об этом нельзя говорить никому? Меня предупреждал мой куратор…

— Мне — можно.

— Можно так можно, — улыбнулась Дагмар. — Он представился мне как Эгон Лоренс.

— Он действительно Эгон Лоренс. Как он вам показался?

— Славный человек, старался помочь мужу… Или делал вид, что старался… Во всяком случае, его отличал такт…

— Почему вы говорите о нем в прошедшем времени?

— Он в госпитале. Попал под бомбежку, контузило.

— Расскажите все-таки про скандинаво-германо-русский эпос, это дьявольски интересно. И давайте еще раз выпьем.

— Любите пьяных женщин?

— Черт его знает… Не чувствуешь себя скованным… Это как на корте играть с партнером одного с тобою класса.

— Почему вас заинтересовали эпосы? — Дагмар пожала острыми плечами.