Приказчик без головы

По выходе Тарусовой внезапно овладела тревога, необъяснимая и волнительная. Может, с Диди что? А вдруг с детьми?

Она постояла, подышала густым, терпким от цветущих филаделфусов, по ошибке именуемых жасминами за схожесть аромата, июльским воздухом. Тревога не отпускала. Она даже чувствовала, где та находится – сзади, за спиной. Оглянулась. Обыкновенные прохожие спешили по обыкновенным делам: кухарки, прачки, чиновники, офицеры, всякий торговый люд – разносчики, приказчики, лавочные сидельцы. Какой-то поручик, заприметив красавицу, пугливо озирающуюся по сторонам, предложил сопроводить. Сашенька вежливо отказала. Поручик понимающе подмигнул и исчез.

Так прошло пять, а может, десять минут, пока Сашенька не опомнилась. Что же это! У нее еще куча дел, а она тут тревогу лелеет!

Сашенька отыскала извозчика и приказала ехать на 5-ю линию. Надо было пригласить Алексея на ужин, заодно и про четырехпалый скелет разузнать.

Прыжов встретил ее с настороженным удивлением:

– За десять лет, что служу этому моргу, ты не посетила меня ни разу. И – здрасьте! Не было гроша, да вдруг алтын! За каких-то три дня второй визит.

– Я просто не знала, что у тебя так уютно, – попробовала отшутиться Сашенька.

Вела она себя, конечно, двусмысленно. Но все ради любимого мужа. Если окажется вдруг, что всплывший вчера скелет при жизни служил приказчиком у Осетрова и откликался на странную кличку Фо, то у Антипа Муравкина появится отличный шанс выйти на свободу. А у Диди – прославиться на всю империю. Вот будет фурор! Вот выйдет скандал! «Купец второй гильдии обезглавил собственных приказчиков!» Присяжный поверенный Тарусов тут же станет знаменит. Еще бы – предъявить в судебном процессе истинного преступника взамен обвиняемого. Такого еще не случалось!

– Сашич! Только честно! У меня есть шанс? – Прыжов таки решился на разговор, который каждый вечер проговаривал вслух, но при встречах откладывал этак лет пятнадцать.

Они называли друг друга в детстве Сашич и Лешич.

«Эх, Лешич, Лешич! Как же сказать, чтоб не обидеть?» Сашенька вздохнула:

– Лешич! Если бы у меня, как у индусов, было много-много жизней, одну из них, клянусь, посвятила бы тебе. Но, увы, в этой «я другому отдана и буду век ему верна». А ты – самый дорогой, самый близкий и единственный друг. И только ты можешь мне помочь…

Лешич помрачнел. Чтобы его отчаяние не выдали глаза, повернулся спиной:

– Рассказывай!

К концу монолога (княгиня пересказала разговоры с Осетровым и околоточным Челышковым) пришел в ярость:

– Сашич! Ты хоть понимаешь, во что ввязалась?

Тарусова пожала плечами. Расследование пока что представлялось ей веселой лихой игрой, этакими казаками-разбойниками. Что в нем опасного?

– Лешич, не преувеличивай…

– Сашич! Милая, дорогая… – Прыжов запнулся, а потом-таки прибавил: – Любимая! Если ты права и убивал Осетров…

– Вот! Ты тоже догадался, хоть я и не говорила…

– Если убийца Осетров, то следующей его жертвой станешь ты!

Сашеньке вспомнился отвратительный Калина Фомич, его тупые, как у крокодила в зоосаде, глаза. Глаза убийцы!

«А ведь Лешич прав», – подумала Тарусова, и тревога ее, начавшаяся с час назад, сменилась страхом.

Прыжов, почувствовав, что Сашеньку его слова задели, продолжил напор:

– Ты хоть о детях подумай! Как они без тебя? А Диди?

Его зря припомнил! Как раз ради Диди расследование и затеяла. И сразу охвативший было страх показался ей недостойной слабостью. Сашенька решительно встала:

– Я не боюсь! – И подсластила пилюлю Прыжову: – Ведь у меня есть рыцарь, который выручит из любой беды!

Глаза Прыжова увлажнились. В глубине души он считал, что Сашич в свое время совершила ошибку. Ведь он, верный Лешич, любит ее во сто крат больше! Тоже вскочив, протянул руки. Она вложила в них свои ладошки и обреченно закрыла глаза, понимая, что сейчас ее поцелуют.

Чего только не сделаешь ради любимого мужа!

Но Лешич не решился. Только прошептал:

– Я тебя люблю…

Сашенька тоже шепотом ответила:

– Я знаю… Помоги!

– Готов на все!

И, отпустив руки любимой, тут же перешел к делу, откинув простыню с одного из мраморных столиков. Сашенька увидела груду костей без черепа.

– Голова отсутствует по той же причине, что и у Муравкина. Отрублена топором по тому же самому четвертому позвонку!

– Ура! – воскликнула Сашенька.

Жаль, чепчики нынче не в моде. Их давно сменили шляпы с бантами, а то, ей-богу, бросила бы в воздух!

– Не кричи. Здесь морг, – урезонил ее Лешич. – Надо немедленно ехать к Крутилину.

– Э-э!.. Зачем?

– Сашич, если ты права, то Осетрова надо задержать.

– Лешич! Я тебя очень прошу, не надо!

– Но я обязан сообщить в сыскное.

– Сообщить! А вовсе не ездить. Напиши докладную, или как она там называется? Сегодня у нас суббота[20], в понедельник праздник, тезоименитство императрицы, значит, отправишь ты ее во вторник, а Крутилин прочтет в среду, как раз к тому моменту, когда Диди на суде разоблачит Осетрова.

– Сашич!

– Лешенька! Миленький! Если ты поедешь к Крутилину, все лавры достанутся ему. А надо, чтоб Диди. Очень надо!

У Тарусовой выступили слезы, она отвернулась.