Приказчик без головы

– Не могу, милая… Помочь обязан! Ведь дядьку-то и не узнаешь, лет двенадцать, поди, не видела… Я, Марусечка, на Петербургской с пятьдесят восьмого. И не припомню, чтоб Калина на Мсту ездил…

– Не сомневайтесь, узнаю.

– Вряд ли… Полысел! Брюхом землю подметает… Сама гляди…

Калина Фомич как раз вышел из церкви под руку с женой. Степенно повернулся, положил крест три раза. Супруга закашлялась. Вышедшая следом дочка хлопнула ее пару раз по спине и подала платочек.

– Калина Фомич! Радость-то какая! – громко окликнул купца Челышков. – Племянница к тебе пожаловала.

Дальнейшее Сашенька слышала на бегу.

– Какая племянница? Ты опять за свое? – зычно, на всю площадь гаркнула Осетрова.

Юркая Сашенька, ловко прячась за спинами прихожан, бежала со всех сил к Никольскому переулку, где среди домов и палисадников легко было затеряться.

– Прошка! – сквозь шум и гам донесся бас Осетрова. – Держи ее! Держи-и!

Фора была большой, поэтому Сашенька счастливо избежала бы рандеву с Осетровым, но заблудилась. Петербургская сторона безо всяких планов строилась. Улочки тут и петляли, и сворачивали, пересекались, будто пьяные, под разными углами, опять же, всяких тупичков предостаточно. В один из них княгиня и забрела, а когда поняла, что прохода нет, повернула обратно к перекрестку. Но здесь ей путь перегородил Прошка, приказчик Осетрова. Встал, растопырил руки:

– Попалась!

Сашенька бегом назад. С обеих сторон дома с закрытыми дверьми, а впереди забор. Махнуть, что ли, через него? Высокий, дьявол! Эх, где наша не пропадала!

– Стой, стой!

Сашенька взобралась на самый верх, оставалось лишь зажмуриться и спрыгнуть, как ее схватили за ногу.

– Стой, говорю!

– Помогите! Убивают! – завизжала Тарусова, пытаясь вырвать конечность из рук преследователя.

Не удалось. А на крик ни одна ставня не отворилась.

– Кричи! Кричи громче! Чтоб Калина быстрей приехал! – ухмыляясь, подначивал ее рябой Прошка.

Стоя внизу, он нагло пялился Сашеньке под юбку.

– Ах ты, паскудник! – Тарусова рискнула оторвать от забора правую руку и замахнулась, целясь Прошке меж глаз.

Тот от испуга выпустил ногу, отскочил и показал кулак:

– Не балуй! Я тебе… Ой!.. Мария Никитична? Вы?!

Час от часу не легче.

– А я искал вас, в газету ходил…

Дорога в чужой палисадник теперь была свободна, но любопытство удерживало Сашеньку на заборе:

– Зачем искал?

– Разговор имею. Секретный! Тайну хочу открыть. Чтоб о ней в газете прописали. Про того, кто Сидора убил!

Господи, Господи, неужели удача? Сашенька посмотрела испытующе в карие Прошкины глаза. Похоже, не врет! Рискнуть?

– Помоги спуститься! Глаза только прикрой!

Тарусова приземлилась мягко – Прошка заботливо, чтобы не упала, ее поймал.

– Рассказывай!

– Тише! Не здесь! Давайте у вас дома часиков в шесть.

– Почему не сейчас?

– Про Калину забыли? Он по всей Петербургской кружит, вас ищет. Пойдемте, пойдемте быстрей, я калиточку покажу, вы не заметили… Адрес только скажите…

Дома встречаться с Прошкой не хотелось.

– Давай в трактире «Дедушка».

– С ума сошли? Увидит кто, я пропал.

– Ладно! Дом Живолуповой знаешь? На Резной? В квартире Антипа Муравкина ровно в шесть…

– Но…

Договорить Прошка не успел. И калитку спасительную показать тоже.

Не снижая скорости на повороте, с перекрестка в тупичок влетели дрожки.

– Что, племяшка, попалась?

Лошадь притормозила, Калина Фомич бойко спрыгнул.

Сашенька было побежала, но споткнулась о камень, больно ударившись коленками и ободрав руки.

Приподняли ее за волосы:

– Предъяви-ка мордашку!

Тарусова встретилась с купцом взглядом.

– Эге-ге! Марья Никитична! А я ведь предупреждал…

Осетров больно двинул Сашеньку ногой в живот.

Она повернула молящие глаза на Прохора, но тот отвернулся.

– Чего тебе надо, тварь? Молчишь, курва? Щас я тебя разговорю…

Но кулак до Сашенькиного лица не долетел, потому что сзади Осетрова обхватил мастеровой с напомаженными волосами. Сашенька так и не поняла, откуда и когда он появился.

Калина Фомич от неожиданности выпустил Сашенькины волосы.

– Пусти! А ну пусти, говорю! – Калина Фомич силился вырваться от невидимого им противника, но мастеровой с франтоватыми усиками был крепок. – Ты чего стоишь? – крикнул купец Прошке.

Тот попробовал сблизиться и тут же получил от нападавшего сапогом под коленку и скрючился.

– Уй-е-е!

– Растяпа! Что хоть за хрен меня держит? – спросил его Осетров.

– По виду работяга! – со слезами на глазах простонал Прошка.

– Чего тебе надо, фабрика? – Калина Фомич в очередной раз безуспешно попробовал освободиться от хватки.

– Кончай, дядька, безобразничать! Девок бить – последнее дело!

– Жену учу. Имею право! Ну, пусти!

Сашенька, после удара под ребра дышавшая с большим трудом, прошептала:

– Помогите… Помогите… Я не жена…

– Врешь, значит, господин хороший…

– Что ты мнешься! – крикнул раскрасневшийся от бесплодных потуг Осетров Прохору. – Заходи сзади!

Внезапно, откинувшись головой, он стукнул мастерового затылком по лбу. Тот от неожиданности на миг ослабил хватку и сразу получил локтем в грудь. Отлетев почти на сажень, Сашенькин заступник боком приземлился на деревянную мостовую.