Приказчик без головы

Двое судебных приставов с трудом пытались удержать разъяренную купчиху, третий заслонил Осетрова, который трусливо пробирался к проходу.

– Ты у меня получишь! – не унималась Аграфена Минична.

– Вывести из зала! – распорядился Якоб.

– Не надо! Я хотел бы допросить Аграфену Осетрову, – попросил Дмитрий Данилович.

– Осетрова! Защита желает допросить вас в качестве свидетеля! Не возражаете?

– С удовольствием!

– Принимайте присягу!

Сашенька видела, как Калина Фомич под шумок покинул зал, но поделать ничего не могла.

– В день, когда обыск случился, примерно за час до него, кхе-кхе, – рассказ Аграфены Миничны часто прерывал кашель, – муж ко мне в спальню зашел. Давай, говорит, я книги конторские в твоей постели спрячу, чует-де мое сердце, полиция скоро нагрянет.

– Вас, конечно, удивило, что муж заранее был осведомлен об обыске? – задал вопрос с подковыркой Тарусов.

– Нет, не удивило. В воскресенье Калина с Сидором поругались. Немудрено, что полиция его подозревала.

– Вы позволили спрятать документы в вашей постели?

– А как я могу не дозволить? Муж он мне!

– Что было дальше?

– А дальше лежу я себе, вспоминаю вдруг, что в зале-то украшения мои припрятаны! В шкапу под постельным бельем. Решила я их на себя надеть, чтоб не сперли при обыске. Встала, кой-как дошла, сами видите, больная я, смертный час близок, открыла шкап, а там мешок холщовый. Откуда, думаю, взялся? Я тесемочки туды-сюды развязала, заглянула и осела на пол. Голова там человечья лежала!

– Эта? – Тарусов указал на стол с вещественными доказательствами.

– Эта! – не глядя, подтвердила Аграфена Минична. – Сидора! Ну, заорала я! Стала мужа звать. Он прибежал. Ты что, говорю, очумел? Тело утопил, а голову домой приволок? Он в мешок заглянул и обмер.

– То есть сомнений в вине мужа у вас не было?

– А какие ж тут сомнения? Я ж сказала: в зале я украшения прячу. Потому туды мы никого без себя не пускаем. Даже Нюрка моет пол там при мне. Никто, кроме Калины, голову положить не мог.

– А причина? За что Калина Фомич убил Сидора?

– Да вы сами, ваша милость, причину называли, когда мужа допрашивали. Сидор про Калину что-то секретное знал, потому и в сотоварищи набивался. Муж поначалу отнекивался, завтраками кормил, но потом ему это надоело. Для отвода глаз он Сидора уволил, а вечером подкараулил и убил. Чтоб мерзавец тайну его не разболтал!

– А вы знаете эту тайну?

– Нет, ваша милость, где уж… Мы не дружно живем. Калина не на мне – на деньгах моих женился, только поздно я это поняла. Больно ухаживал красиво, не по-купечески: серенады под окном пел, цветы дарил, стихи на аглицком декламировал. Вот и поверила, что любит. Дура!

– Вернемся в тот день. Калина Фомич вам в убийстве признался?

– Поначалу отнекивался. Но я ему сказала: «Не боись, не выдам. Хоть и хлебнула я горюшка с тобой, все одно, муж ты мой законный навек!» Он сразу на колени. Прости, мол, что хошь, требуй, все для тебя сделаю. Как было такой радостью не воспользоваться! Повелела я Анютку, что в содержанках у Калины год была, немедля бросить и новых сучек не заводить до моей смерти. Стыдно ж мне перед людями за это! А заведешь, сказала, – пеняй на себя… Ну а он вот как… Икону ж, ирод, целовал. А сам…

Аграфена Минична заплакала. Якоб велел секретарю подать ей воды. Осушив стакан, Осетрова продолжила:

– Калина обещал голову по дороге выкинуть. На помойку или в Карповку…

– А почему не выкинул? – спросил Дмитрий Данилович – Как-то он это объяснил?

– Якобы от самого дома полицейские за ним ехали. Побоялся! Мешок под кафтан спрятал, так к Муравкиным и зашел. И на вешалку повесил. Только сели за стол, полиция нагрянула. Теперь-то я знаю, что соврал. Он на эту Маруську, видать, давно зарился. Иначе зачем к нищете такой в кумовья записался? Хитер мой Калина. Одним махом и муженька в тюрьму отправил, и женушку в такое положение поставил, что хоть в омут головой!

– У меня вопросов больше нет, – сказал князь Тарусов.

Усталый, но безмерно счастливый, он опустился на скамью.

– А у вас, Фердинанд Эдуардович? – с участием спросил Якоб.

Дитцвальд помотал головой. Николай Борисович тут же задал ему другой вопрос:

– Прения открывать будем или вы отказываетесь от обвинения?

– Я… Я… Мне надо посоветоваться!

Якоб усмехнулся:

– Перерыв полчаса!

И тут раздались аплодисменты.

Глава пятнадцатая