Приход Чёрной Луны. Покорная королева

– Так вот, держи! – королева раскрыла кулон, который носила на шее, и достала оттуда квадратный кусочек выделанной кожи. Он выглядел вполне обычно, я даже понюхала его, но так и не поняла, на что мне такой дар. – Это верджилий. Магия моей родины. Не все владеют искусством его изготовления, сейчас оно почти утрачено, а жаль.

– И что это?

– Средство грешить, чтобы не быть пойманным, – хихикнула мама, но тут же покашляла и с тревогой посмотрела на плотно прикрытую дверь. – Времени мало. Твой муж, я не знаю его, но он может оказаться всяким. Холодным, не посещающим тебя месяцами или откровенно предпочитающим твоё ложе постели великосветской потаскухи.

Мама раскраснелась, что бывало с ней крайне редко, и снова сердито посмотрела на дверь. Я понимала, о чём она: метресса Люсия, фаворитка отца, была внешне полной противоположностью моей матери. Ни стати, ни красоты, к тому же хромоногая, ровесница отца, но почему-то он очень привязался к ней за последние семь лет.

И хоть внешне соблюдал приличия, предпочитал проводить свободное время в обществе этой дурнушки.

– Я уже сказал, что у меня не было возможности воспользоваться этим средством, но у тебя будет. В свите твоего мужа, в той, которая приехала за тобой, достаточно красивых мужчин. Выбери одного из них и соблазни!

***

– Мама, но как можно? – ахнула я, прикрыв рот ладонью и тут же оглянулась на дверь.

Может, королева-мать проверяет меня? Иначе я бы никак не смогла объяснить её слова. Принцесса обязана быть девственницей, это столь же необходимое условие, как наличие приличного по меркам принимающей стороны приданого или свиты из фрейлин.

– Тише! – мама стиснула мою руку и приблизила своё лицо к моему так, чтобы соприкоснуться лбами. – Тише, моя девочка!

Я ждала объяснений и получила их через несколько минут.

– Мужчины всегда придумывают правила, которые должны закабалить нас, – продолжила она прерывающимся голосом. – Моя реакция была такой же, когда я об этом услышала, но пойми, если тебе повезёт, то ты проживёшь жизнь пусть не в любви, но в уважении. А если нет, то будешь плакать ночами, чтобы хоть как-то согреть холодную постель.

Она отстранилась и обхватила холодными пальцами моё лицо, смотрела так, будто хотела запомнить его черты. Провела рукой по моим острым скулам, коснулась пальцами светлых бровей.

– Я впервые говорю с тобой так откровенно, но лишь потому, что хочу предостеречь тебя. И подарить ту любовь, которой достойна каждая леди. Тот, кого выберешь ты, будет считать это за величайшую честь, он подарит тебе нежность, ласку, любовь. Всё, чего жаждет женщина в первую ночь. Это не будет происходить на грязной соломе за овином, как было в моём случае, потому что король, твой отец, хотел утвердить свои права на меня и убедиться, что я не морочу ему голову пустыми обещаниями.

Мама опустила руки и смотрела в окно. В её светлых глазах я видела отражение тех пожаров, которые принесли в её маленькую страну захватчики. Война не знает деликатности. Маме повезло, что отец не бросил её, обесчещенную, а всё-таки женился, чтобы придать своему вторжению иллюзию законности.

Так думала я раньше, а теперь смотря на её осунувшееся, резко постаревшее за пару минут лицо я видела лишь боль, смягчённую годами и новыми обязанностями, и печаль. Тихую, бесконечную, как завывание ветра по ночам, похожее на вой одичавшей собаки, потерявшей дом и так и не обрётшей себя на воле.

– Так вот, Гердарика, ты позволишь себе ночь любви, а потом вставь эту облатку в то самое место. Поняла? Откуда истекает месячная кровь. Только не опоздай, это надо сделать, пока в тебе живо семя мужчины. И ты снова станешь невинной. По крайней мере, телом. Твой король ничего не заметит, а тебе будет уже не так больно, как в первый раз.

В дверь постучали. Мама приосанилась и, легонько оттолкнул меня, встала на ноги, приняв отстранённый вид.

– Кто ещё там? – спросила она громко и сердито, одновременно подав мне знак подняться с колен.

Сжав в руке верджилий, я поднялась и отряхнула пышные юбки подвенечного наряда.

– Его Величество король, – объявил седовласый тучный герольд, личный слуга моего отца, и распахнул дверь.

Мы с мамой склонили головы и присели в лёгком полупоклоне.

– Оставь нас, – пренебрежительно бросил вошедший отец моей матери и повернулся ко мне.

Он был мужчиной видным, даже сейчас, по прошествии времени, когда приближалась пора его покоя, его величество поражал своей крепкой мужской фигурой, почти не оплывшей за годы, проведённые в седле или в походе. На пирах у нас не было принято объедаться или предаваться безудержному разгулу.

Мама, посмотрев на меня через его плечо, поклонилась ещё раз и пятясь вышла и комнаты. Дверь закрылась, я так же стояла, склонив голову и не смея заговорить.

– Дочь моя, ты всё помнишь, о чём мы с тобой говорили в последние недели? Будь хорошей женой и скорее становись матерью сыновей, чтобы у нашего зятя не было повода признать брак нелегитимным.

Он много говорил о политике, слишком много в такой знаменательный для меня день. О долге, о гордости за меня перед обеими странами, о многом.