Приходи к нему лечиться…

Из дома в этот день Оксана не выходила. Только на часик выскользнула из квартиры, но подъезда не покидала, а сидела целый день в Интернете, собирая нужную информацию. А потом написала Сашке длинное, полное чувств и мыслей, письмо, упаковала чемодан и уселась до вечера перед теликом. В двенадцать вечера выключила свет и улеглась под одеяло, а уже в пять утра подпрыгнула от звонка будильника, быстренько натянула приготовленные с вечера джинсы и куртку, подхватила чемодан и бесшумно выскользнула из квартиры.

Втащить тяжеленный чемодан на чердак по хлипкой вертикальной железной лесенке дело нелегкое, но Оксана была девушкой предусмотрительной и сообразительной, а потому еще днем сплела из Сашкиных капроновых колготок веревку, привязала ее к чемодану и, поднявшись на чердак налегке, втянула следом чемодан, закрыла люк, перекрестилась. Вроде все обошлось, погони не было. По чердаку беглянка добралась до крайнего подъезда, слезла с чердака и просидела на подоконнике за лифтом до девяти утра, потом тихонько выскользнула из подъезда и, прикрываясь густыми зарослями кустов возле дома, свернула за угол, добежала до ближайшей остановки общественного транспорта и села в первую попавшуюся маршрутку, которая как раз ждала пассажиров. Сделав не менее пяти пересадок и окончательно убедившись, что хвоста нет, Оксана добралась, наконец, до метро и приступила к исполнению второй, не менее сложной и опасной части плана.

Глава 5

Аглая Викентьевна Лунина возвышалась в проеме распахнутой входной двери, величественная и недосягаемая в своем неприступном великолепии, как императрица Екатерина II на посольском приеме.

Строгое коричневое платье, украшенное белым воротником из плетеных кружев, шло Аглае Викентьевне ничуть не меньше, чем парча и бриллианты великой императрице, седые, коротко стриженные в форме каре волосы, жесткие, с крупными завитками, обрамляли открытое решительное лицо с несколько крупными для женщины чертами, главным достоинством которого были яркие, полные огня и жизни серо-голубые глаза.

Аглае Викентьевне было уже за семьдесят, но спину она держала прямо, голос ее был чистым и звучным, а манеры столь же властны, как и сорок лет назад.

Проживала Аглая Викентьевна одна в огромной трехкомнатной квартире в центре города, была профессором истории и большую часть жизни посвятила изучению революционного наследия своего великого предка, декабриста Михаила Сергеевича Лунина.

Жила Аглая Викентьевна одна, навещала ее только домработница Нина, такая же пожилая, как сама Аглая Викентьевна, женщина, проработавшая у нее почти четверть века. При этом Аглая Викентьевна не была одинока, у нее имелись две дочери – Ирина и Татьяна, и две внучки, уже совершенно взрослые самостоятельные девицы. Но и с дочерями, и с внучками она виделась не часто, как правило, раз в год, в день рождения Михаила Сергеевича, чей светлый героический образ освещал жизнь и придавал смысл существованию Аглаи Викентьевны.

Впрочем, и эта традиция за последние годы почти умерла. Одна из дочерей Аглаи Викентьевны давно уже жила в другом городе, а зять и вторая внучка не испытывали к своему великому родственнику должного почтения и давно уже не были у Аглаи Викентьевны желанными гостями. Оставалась дочь. Но и с этим единственным близким ей человеком у Аглаи Викентьевны отношения были холодными и лишенными всякого доверия.

Когда-то давно, когда муж Аглаи Викентьевны еще жил с ними, они были обычной счастливой семьей, но уже тогда увлечение Аглаи Викентьевны своим знаменитым предком превышало простой научный интерес. Семья Луниных на протяжении многих поколений хранила память о доблестном декабристе и гордилась своими корнями, но в ее лице знаменитый предок, кажется, обрел наиболее страстного и преданного поклонника, если не сказать фаната.