Приходи к нему лечиться…

Любит! Он до сих пор ее любит! Предательницу, разрушившую всю его жизнь! Алиса вспомнила изображение Ирины Сердюк, вчера вечером она долго его рассматривала. Большие, словно кукольные, карие глаза, пронзительные, полные скрытых страстей, немного циничные, насмешливые. Надутые крупные губы, очень сексапильные, манящие. В целом лицо женщины нельзя было назвать красивым, но была в нем и искушенность, и страстность, и вызов, и что-то еще, что, безусловно, должно нравиться мужчинам. И при этом у нее были маленький рост и хрупкая, миниатюрная фигурка еще не сформировавшегося подростка. Такой микс невинности и искушенности должен был действовать на мужчин безотказно. Во всяком случае, на определенный типаж.

Да, если Сердюк до сих пор не может забыть свою жену, подло его предавшую, то как же быть ей, Алисе? Ведь Сергей был замечательнейшим человеком в мире. Самым главным человеком в ее жизни. Самым лучшим, самым… Дальше она думать не могла, поскольку соленый ком, вставший в горле, норовил вырваться наружу с потоком слез и всхлипов, и все Алисины силы понадобились на то, чтобы этого не допустить.

Такой ее и обнаружила Оксана – скрючившейся на синей банкетке в конце коридора, с несчастным лицом и дрожащими губами.

– Значит, это Сердюк, – подвела очевидные итоги Оксана, когда Алиса закончила свой отчет о вчерашнем разговоре с Ниной Аркадьевной.

Они втроем снова сидели за лифтом. Время было обеденное, раньше ни Алисе, ни Оксане вырваться из отделений не удалось.

– Молодец, Алиса, я бы так быстро с ними разобраться не успел, – похвалил Степан, как всегда стоящий перед девушками, засунув руки в карманы спортивных брюк.

– Итак, с Чупруновым все очевидно, – вздохнула Оксана. – Его смерть была выгодна родственникам.

– Да, у них расчет был финансовый, но вот у Сердюка интерес был не менее серьезный – месть, – кивнул головой Степан.

– А мне кажется, что не месть. Он думал, что, убив Чупрунова, да еще и получив за это деньги, сможет вернуть жену, – высказала свою версию Алиса. – Он до сих пор ее любит, я проверяла. И мне кажется, он рассчитывал, что, потеряв спонсора, Ирина к нему вернется, к тому же надеялся, что заработанных на убийстве денег ему хватит на покупку шуб, машин и бриллиантов.

– Но он просчитался, – согласно кивнула Оксана.

– Конечно. Сколько он мог заработать на одном убийстве? – обратилась к Степану Алиса.

– Тысяч сто – сто пятьдесят баксов, – пожал плечами Алешин.

– Это чепуха, – покачала головой Алиса. – Даже если посчитать все шесть убийств, которые он предположительно совершил с момента ухода Ирины, это все еще меньше миллиона. Думаю, ее новый муж располагает гораздо большими средствами.

– Да уж, надо думать! – невесело усмехнулась Оксана.

– А вы подумали о том, что здесь вообще происходит? – тихим, полным трагизма голосом спросила Алиса. – Эти люди, я имею в виду операционную бригаду, поставили дело убийства на поток. Они в рабочем порядке, за деньги убивают людей. И ведь эти шестеро, включая моего мужа, – лишь начало. Сердюк не идиот, он должен представлять аппетиты своей бывшей жены, а значит, представляет, сколько еще жизней ему придется отнять, чтобы она согласилась хотя бы его выслушать!

– Думаю, вначале он на это надеялся, но, возможно, со временем деньги понравились ему самому, – предположил Степан.

– Мрак! – содрогнулась Алиса. – Я понимаю – маньяки, преступники, ну, такие, которые грабят, насилуют, убивают, но обычные граждане, которые, выпив утром чайку, отправляются на работу, зная, что сегодня их ждет «выгодная халтура», – это уже за гранью.

– Оксане это должно быть понятнее, – взглянул на Оксану Степан.

– Это еще почему? – тут же вскинулась девушка.

– Ты единственная из нас медик и можешь себе представить состояние людей, которые, ежедневно приходя на работу, держат в своих руках чужие жизни. Иногда они их спасают, иногда не могут. Люди выживают, получают осложнения или умирают, но врач постепенно закаляется, перестает принимать близко к сердцу такие вещи и постепенно, возможно, подходит к определенной черте. Некоторые через нее переступают, и тогда для них человеческая жизнь теряет ценность.

– Ты так спокойно и со знанием дела об этом говоришь, словно это не я, а ты медик, – сердито взглянула на него Оксана.

– Наверное, я слукавил, и мне подобное отношение к жизни тоже свойственно. До того, как стать частным детективом, я работал оперуполномоченным. Такого насмотрелся – жуть. Сперва спать не мог по ночам, несколько раз на месте происшествия тошнило натурально, постепенно стал привыкать, а потом, к счастью, ушел со службы.

– Я знаете о чем подумала? – посмотрела тревожными глазами на друзей Оксана. – Если Сашка узнала о творящемся в отделении и даже запечатлела некий разговор, то, возможно, вообще приговорила меня к смерти, поселив в своей квартире! Ведь рано или поздно они все равно захотели бы от нее, то есть от меня, избавиться. И наплевать бы им было на компромат!

– Думаю, такое возможно. И уж наверняка твоя сестрица не собиралась возвращаться! Для нее это было бы подобно смерти, – заметил Степан.