Приходи в полночь

Монтера отвлекся от разглядывания тканого ковра работы индейцев навахо.

– Поэтому я и нанял вас, мистер Саттерфилд. Чтобы вы меня выкопали. Одолжите лопату, если понадобится.

– Возможно, бульдозер был бы более кстати. У вас нет алиби.

– А у них нет свидетелей, – заметил Монтера. – Никто не видел, что я ее убил, не так ли?

– Но вообще-то… кто-то видел.

– Прошу прощения?

Держу пари, просишь. Алек был доволен. По крайней мере теперь он привлек внимание Монтеры. Его клиент пока не расстался с каминной полкой, но эти его глаза – ацетиленовые горелки – внезапно сделались обжигающе внимательными. Подождем, пока он услышит остальное, подумал Алек. Может, он даже достанет руки из карманов.

– По-видимому, вам будет столь же интересно узнать об этом, как было и мне, мистер Монтера. Один из соседей, сидевший у себя на крыльце, утверждает, что видел, как вы входили в квартиру умершей женщины около шести пополудни в вечер убийства. Простите мое любопытство… – для пущего эффекта Алек понизил голос, – … но какого черта вы не сказали мне, что были в квартире Дженифер Тейрин в тот вечер?

Еле заметная улыбка Монтеры ничуть не растопила его ледяного взгляда.

– Но это же совершенно очевидно, разве нет? Я не хотел, чтобы вы – или кто бы то ни было – знали об этом.

Алеку Саттерфилду все труднее становилось сохранять свое легендарное хладнокровие. Он привык к уважению, если не к исключительной почтительности, со стороны своих клиентов. Они тонули, а он был их спасательным кругом. Это были простые, основанные на страхе отношения, которые он, вне всякого сомнения, предпочитал, но Монтера, похоже, не боялся.

В Калифорнии был снова введен смертный приговор, а это означало, что на карту поставлена жизнь его клиента. Однако Алек не мог вывести парня из себя. К этому моменту Монтера должен был бы клясться, что он не убивал Дженифер, и умолять Алека поверить ему. Саттерфилд знал, что этот фотограф умеет, когда хочет, включить свое обаяние. Алек видел этого человека с женщинами, видел, какой эффект он на них производит. Ник не делал ничего особенного, лишь чуть фокусировал взгляд своих опасных синих глаз, и речевые центры в женских мозгах, по всей видимости, отказывали.

– Мне прочитать вам лекцию о том, что надо доверять своему адвокату, мистер Монтера? – спросил Алек. Недовольство сделало резким его обычно вкрадчивый и тихий голос – Лекцию, в которой я сообщу, что вам надо рассказать мне все, что я не смогу представлять ваши интересы до тех пор, пока вы не расскажете мне все?

– Доверять вам, мистер Саттерфилд? – Монтера вытащил руку из кармана, в ней были банкноты. – Вот чему я доверяю. – Он поднял стодолларовую бумажку. – Мне уже доводилось проходить через уголовный суд, и я очень близко знаком с правосудием. Оно – очень дорогая шлюха, но, по счастью, сейчас я могу себе позволить оплатить ее услуги.

Монтера щелчком направил банкноту в сторону Алека.

– Думаю, мы оба понимаем, что это значит для вас, Саттерфилд.

Деньги приземлились на участок пола, блестевший между ними.

Алек почувствовал, как у него наливается теплом шея. Гнев? Он не мог припомнить, когда в последний раз по-настоящему злился на клиента. Во всяком случае, это было давно. Люди его положения в основном обладали безупречными манерами.

– Умник… – прошипел он. – Чертов умник! Мне следовало бы вызвать охрану, чтобы она вышвырнула тебя отсюда.

Монтера пожал плечами:

– Так мог бы поступить я. Но не вы. Это очень значительное дело, даже для вас. И это именно та грязь, в которой вы любите копаться. Газетчики будут роиться вокруг этого суда. Налет уже начался, а вы в отличие от меня ничего так не любите, как оказаться в ослепляющем свете вспышек. Вы эксгибиционист, советник. Вы хотите известности. И славы.

Алек стряхнул невидимую пылинку с рукава своего пиджака от Армани и выверенным движением поправил манжеты.

– Вы заблуждаетесь, мистер Монтера. Печально заблуждаетесь. Я уже достаточно известен. И моей карьере не требуется поддержка в виде дурной славы, благодарю вас.

Боже, это же нелепость! Какой-то фарс! Может, одежда Алека Саттерфилда и безупречна, но сердце у него скачет как бешеное. И что еще хуже, он понимал, что чуть ли не жеманится опровергая слова Монтеры, как девочка-подросток, которая, разыгрывая недотрогу, набивает себе цену.

– Вас же это возбуждает, не так ли, Саттерфилд? – добавил Монтера, развивая свое преимущество. – Я слышу это по вашему голосу. Дело вас взвинчивает, неужели нет? Именно поэтому вы и не вышвырнете меня отсюда. Вы не можете. Потому что уже очень давно ничто не дарило вам таких ощущений. Алек с горечью вздохнул. Это было правдой. Спасение грязных политиков больше не приносило ему таких ощущений. Возможно, и никогда не приносило. Периодически ему требовалось все перетряхнуть, балансируя на самой вершине скалы и заигрывая с желанием кинуться в бездну. Поэтому он не собирался выгонять Ника Монтеру. Но, видит Бог, следовало бы.