Приходи в полночь

Она стала отступать к дивану, одновременно расстегивая свои джинсы и не сводя с Ника глаз. Ей удалось поспешно избавиться от джинсов, но о блузке она даже и не вспомнила. И не зря. Потому что когда она навзничь упала на диван, Ник Монтера — мужчина, фотограф, чародей — уже оказался у нее между ног.

Он навис над ней, опершись руками, и вошел в нее одним глубоко проникающим движением. Ли издала резкий возглас удовольствия, и потянулась к нему, и почти сразу же приподнялась, настигнутая восхитительным оргазмом. Она не властна над этим мужчиной! Ему достаточно войти в нее, и она уже впадает в прострацию, забывает обо всем. Ее спина выгнулась, и кажущиеся бесконечными волны ощущений начали сотрясать тело.

Его толчки были сильными и совершенными, как летящая к цели стрела. Ли распростерлась под ним — ноги широко раздвинуты, руки закинуты за голову, вся она во власти темного колдовства. Она никогда не испытывала ничего подобного этому прекрасному, стремительному движению внутри себя. Боль глубоко внутри ее была слаще, чем сама жизнь. Словно накатывался удивительный вечный прибой, против которого не могли устоять земные силы.

Ощутив, что вот-вот снова начнутся содрогания наслаждения, она ухватилась за сильные плечи Ника и снова разрядилась оргазмом, когда Ник поцеловал ее в губы. Она обхватила его ногами, поднимаясь навстречу ему. Пронзившая ее радость была необычной и безудержной. Первобытной. Но напряжение стало отпускать только тогда, когда она почувствовала, как он освободился внутри ее, когда она наполнилась его горячим, опаляющим соком.

Потом они в изнеможении лежали рядом, тесно обнявшись. Ощущая блаженство. Именно это слово пришло на ум Ли, лежавшей в его объятиях. Она испытывала в его руках такое же блаженство, как если бы лежала в ванне, наполненной горячей водой. Тепло проникало до костей, обещая, что она больше никогда не замерзнет. Это показалось ей таким значительным, пролило такой бальзам на душу, что она погрузилась в сон, уютно уронив голову на его плечо и уткнувшись плечом ему под мышку.

Она никогда никому так не доверяла, никогда так не любила.

Немного позже, сонно приподняв голову, она поняла, что он развел в камине огонь и предлагает выпить кальвадоса и завернуться в теплый плед из шерстяной фланели.

Она встала и с мечтательной улыбкой на губах приняла от него бодрящий напиток.

— С тобой хорошо, как в горячей ванне, — пошутила она. — Я так расслабилась, что, наверное, уже не в состоянии буду двигаться.

— Как раз то, что доктор прописал?

— Да… да.

Комната наполнилась запахом горящих поленьев и ароматом кальвадоса. Ник сел рядом с Ли на диван и, обняв ее, поплотнее завернул в плед. Так они молча сидели какое-то время, потягивая кальвадос и глядя на огонь, пока наконец Ли не обратила внимание, что куда-то исчез портрет его матери. Наверное, он убрал его, пока она дремала.

Реальность встала перед ней со всей резкостью, и она отодвинулась от Ника. Ли с грустью вспомнила о своих фотографиях, которые нашла в темной комнате. Грустно спросила, зачем он их сделал.

Он даже удивился ее непонятливости.

— Я же фотограф, Ли. Когда я вижу что-то красивое, я это снимаю. Мы только что занимались любовью, в ту ночь мы занимались с тобой любовью по всему дому, если ты помнишь. Потом ты уснула на моем водяном матрасе, и я никогда ничего подобного не видел. И моим первым побуждением было запечатлеть тебя такой, в свете лампы.

Его мотив и польстил, и озаботил ее. Казалось, он не понимал, что вторгся в ее частную жизнь.

— Некоторые из снимков были увеличены. Зачем?

— Я не заметил теней, пока не проявил пленку. Они меня заворожили, и я продолжал увеличивать, чтобы посмотреть, на что они похожи.

— И на что они оказались похожи?

Он виновато улыбнулся:

— На тени.

— Правда? Только и всего? — Но Ли еще не успокоилась окончательно. — А другие фотографии? — осторожно спросила она. — Со сценами насилия?

Он удивился:

— А, ты, наверное, говоришь о фотографиях Манни. Это мой протеже.

— Изучает фотографию?

— Нет, Манни — маленький жалкий крысенок из баррио, который вломился в мой дом в Сан-Рамоне. Я заключил с ним сделку. Если он сфотографирует для меня те места, я заплачу ему за снимки, которые мне пригодятся. Это была его первая пленка.

Ли поставила бокал на столик.

— Но вся эта жестокость, Ник… Разве ребенок должен это видеть?

— Ли, он живет в этой жестокости. Пусть уж лучше фотографирует, чем принимает в этом участие. Его работы грубы, ему, конечно, недостает техники, но они — жизненны.

— Тебе удастся как-то их использовать?

— Может быть. — Он пожал плечами и сделал глоток кальвадоса. — Хочу устроить выставку. Названия пока нет… Фотодневник мальчика из баррио. Что-то в этом роде.