Приходи в полночь

— Вы по уши в гуано, скажем так, мистер Монтера, — произнес Саттерфилд, неторопливо складывая руки на груди.

Монтера отвлекся от разглядывания тканого ковра работы индейцев навахо.

— Поэтому я и нанял вас, мистер Саттерфилд. Чтобы вы меня выкопали. Одолжите лопату, если понадобится.

— Возможно, бульдозер был бы более кстати. У вас нет алиби.

— А у них нет свидетелей, — заметил Монтера. — Никто не видел, что я ее убил, не так ли?

— Но вообще-то… кто-то видел.

— Прошу прощения?

Держу пари, просишь. Алек был доволен. По крайней мере теперь он привлек внимание Монтеры. Его клиент пока не расстался с каминной полкой, но эти его глаза — ацетиленовые горелки — внезапно сделались обжигающе внимательными. Подождем, пока он услышит остальное, подумал Алек. Может, он даже достанет руки из карманов.

— По-видимому, вам будет столь же интересно узнать об этом, как было и мне, мистер Монтера. Один из соседей, сидевший у себя на крыльце, утверждает, что видел, как вы входили в квартиру умершей женщины около шести пополудни в вечер убийства. Простите мое любопытство… — для пущего эффекта Алек понизил голос, — … но какого черта вы не сказали мне, что были в квартире Дженифер Тейрин в тот вечер?

Еле заметная улыбка Монтеры ничуть не растопила его ледяного взгляда.

— Но это же совершенно очевидно, разве нет? Я не хотел, чтобы вы — или кто бы то ни было — знали об этом.

Алеку Саттерфилду все труднее становилось сохранять свое легендарное хладнокровие. Он привык к уважению, если не к исключительной почтительности, со стороны своих клиентов. Они тонули, а он был их спасательным кругом. Это были простые, основанные на страхе отношения, которые он, вне всякого сомнения, предпочитал, но Монтера, похоже, не боялся.

В Калифорнии был снова введен смертный приговор, а это означало, что на карту поставлена жизнь его клиента. Однако Алек не мог вывести парня из себя. К этому моменту Монтера должен был бы клясться, что он не убивал Дженифер, и умолять Алека поверить ему. Саттерфилд знал, что этот фотограф умеет, когда хочет, включить свое обаяние. Алек видел этого человека с женщинами, видел, какой эффект он на них производит. Ник не делал ничего особенного, лишь чуть фокусировал взгляд своих опасных синих глаз, и речевые центры в женских мозгах, по всей видимости, отказывали.

— Мне прочитать вам лекцию о том, что надо доверять своему адвокату, мистер Монтера? — спросил Алек. Недовольство сделало резким его обычно вкрадчивый и тихий голос. — Лекцию, в которой я сообщу, что вам надо рассказать мне все, что я не смогу представлять ваши интересы до тех пор, пока вы не расскажете мне все?

— Доверять вам, мистер Саттерфилд? — Монтера вытащил руку из кармана, в ней были банкноты. — Вот чему я доверяю. — Он поднял стодолларовую бумажку. — Мне уже доводилось проходить через уголовный суд, и я очень близко знаком с правосудием. Оно — очень дорогая шлюха, но, по счастью, сейчас я могу себе позволить оплатить ее услуги.

Монтера щелчком направил банкноту в сторону Алека.

— Думаю, мы оба понимаем, что это значит для вас, Саттерфилд.

Деньги приземлились на участок пола, блестевший между ними.

Алек почувствовал, как у него наливается теплом шея. Гнев? Он не мог припомнить, когда в последний раз по настоящему злился на клиента. Во всяком случае, это было давно. Люди его положения в основном обладали безупречными манерами.

— Умник… — прошипел он. — Чертов умник! Мне следовало бы вызвать охрану, чтобы она вышвырнула тебя отсюда.

Монтера пожал плечами:

— Так мог бы поступить я. Но не вы. Это очень значительное дело, даже для вас. И это именно та грязь, в которой вы любите копаться. Газетчики будут роиться вокруг этого суда. Налет уже начался, а вы в отличие от меня ничего так не любите, как оказаться в ослепляющем свете вспышек. Вы эксгибиционист, советник. Вы хотите известности. И славы.

Алек стряхнул невидимую пылинку с рукава своего пиджака от Армани и выверенным движением поправил манжеты.

— Вы заблуждаетесь, мистер Монтера. Печально заблуждаетесь. Я уже достаточно известен. И моей карьере не требуется поддержка в виде дурной славы, благодарю вас.

Боже, это же нелепость! Какой-то фарс! Может, одежда Алека Саттерфилда и безупречна, но сердце у него скачет как бешеное. И что еще хуже, он понимал, что чуть ли не жеманится опровергая слова Монтеры, как девочка-подросток, которая, разыгрывая недотрогу, набивает себе цену.

— Вас же это возбуждает, не так ли, Саттерфилд? — добавил Монтера, развивая свое преимущество. — Я слышу это по вашему голосу. Дело вас взвинчивает, неужели нет? Именно поэтому вы и не вышвырнете меня отсюда. Вы не можете. Потому что уже очень давно ничто не дарило вам таких ощущений.

— Алек с горечью вздохнул. Это было правдой. Спасение грязных политиков больше не приносило ему таких ощущений. Возможно, и никогда не приносило. Периодически ему требовалось все перетряхнуть, балансируя на самой вершине скалы и заигрывая с желанием кинуться в бездну. Поэтому он не собирался выгонять Ника Монтеру. Но, видит Бог, следовало бы.