Приходи в полночь

Ли поднесла руку ко рту и, глядя на Ника, стала водить пальцами по губам. Он говорит так, как будто ничего не знает о том, что с ней произошло. Можно ли этому верить?

– Я думала, ты в Нью Йорке, – сказала она.

– Я вернулся раньше. У тебя по телефону был такой расстроенный голос. Ты бросила трубку…

Вспомнив, как он с ней поступил, представив фотографии, которые сделал, Ли вскипела. Из за него она пережила сутки адской пытки. Она была вынуждена заново, до секунды, пересмотреть все прошедшие недели, терзать свое сердце в поисках ответа на немыслимые вопросы.

– Этой ночью на меня кто то напал.

– Что сделал?

Она попыталась встать и не смогла. Резкая боль пронзила плечо. Рукав блузки оторван, поняла она, виден синяк на руке. В этом хаосе она совсем забыла о первом ударе по плечу.

Болело сильно, но закричать ее заставила внезапная острая боль в сердце:

– Кто то на меня напал!

На нее опять начала наваливаться усталость, она стала слабеть.

– Не подходи, – взмолилась она, падая на диван.

– Ли? Что с тобой?

– Не подходи! – Она помахала рукой, чтобы он оставался на месте. – Мужчина, который мне звонил… Он сказал, что это ты… ты хотел моей смерти.

Он смотрел на нее, не веря своим ушам.

– Кто то сказал тебе, что я собираюсь тебя убить? – Она смотрела на свою руку, на рану.

– Кто напал на тебя сегодня, Ли? – Его голос внезапно зазвучал жестко. – Кто это сделал?

На этот раз отмахнуться от него не удалось. Он подошел к дивану и, опустившись на колени, осмотрел рваную рану на руке Ли. Кровоточить она перестала, но уже образовался безобразный синяк.

– Кто это сделал? Скажи мне!

– Я не могла его рассмотреть.

– Но ты знаешь, кто это, да? Или думаешь, что знаешь.

Она не могла понять, зачем он затеял этот разговор. И что то заставило ее произнести то, что, должно быть, сидело в ней всю ночь, обвинение, которое, как он должен был догадаться, она собиралась ему бросить:

– Ты! – Ее губы искривились от боли. – Я думала, это ты. – Он ухватился за подлокотник дивана с такой силой, словно внутри у него что то взорвалось. Затем лицо Ника исказилось яростью, и он вскочил.

– Я не охочусь на женщин! – выкрикнул он.

Он отошел от нее, оглядываясь и ища, что можно разбить. Полы плаща разлетались при движении. Черные волосы блестели в свете лампы. На него было страшно смотреть. Его отражение металось в зеркально черных плитках пола, напоминая чародея, сражающегося с силами, еще более темными, чем он сам.

Часов в комнате не было, но какие то внутренние часы отсчитывали нараставший в нем гнев, и Ли чувствовала каждый их удар. Каждое движение его руки, каждое проявление сжатой, как пружина, энергии, говорили ей, что сейчас время – ее враг, что оно с неумолимой скоростью приближает их к катастрофе.

– Не надо… – прошептала она.

Ник схватил с подставки керамический кувшин, с виду очень древний и ценный, и направился к окну. Ли решила, что сейчас он выбросит его за окно, но Ник постоял несколько секунд, держа кувшин на весу, затем резко поставил его на место и отвернулся.

Ли подумала, что все кончилось и он пришел в себя, но не тут то было. Ник взглянул на нее, и в его глазах она увидела столько боли, столько нестерпимой боли. Она была потрясена.

– К черту! – внезапно бросил он.

Его рука описала в воздухе дугу. Он весь был нацелен на разрушение. Кувшин полетел через комнату и разбился о бар, во все стороны полетели осколки. В следующий миг он сорвал со стены картину и насадил ее на настольную лампу.

От звука рвущегося холста Ли затошнило. Она содрогнулась от ужаса.

Ник развернулся, словно ища чего то еще, чего нибудь бесценного. Но больше ничего не было… кроме нее. Признавая поражение, он прерывисто вздохнул. Схватил стул и выпустил его из рук, тот с треском упал на пол и перевернулся.

Насилие имеет звук, поняла Ли. И сейчас оно отдавалось в ее ушах треском стула, стоном холста.

А посреди всего этого хаоса молча, опустив голову, стоял Ник Монтера. Вся его злость куда то исчезла.

Ли хотела что то сказать, но боялась.

– Это был не я, – произнес он наконец. Казалось, он разговаривает со своим отражением, мерцавшим у него под ногами. – Мне достаточно и одной смерти на своей совести.

Одной смерти? Он говорит о Дженифер? Суд признал его невиновным в этом преступлении, но Ли уже не была в этом так уверена. И поэтому спросила его.

– Нет, – ответил он. – Это была не Дженифер. Бога ради, я даже не дотронулся до Дженифер! Это была она.

Ли проследила за его взглядом, обращенным к фотографии, стоявшей на полу рядом с камином. Фотография была повернута лицом к стене. Ли ничего не видела, но догадалась. Переведя взгляд на Ника, она увидела немую муку в его глазах и поняла, что была права. Эта фотография была источником всего – его слепой ярости, его глубочайшей скорби.

Мгновение спустя Ли уже стояла на коленях рядом с камином, держа фотографию в руках. Это был портрет, который заворожил ее, когда она в первый раз приехала к нему в студию, – мечтательная женщина с печальными глазами, кульминация выставки в его демонстрационной комнате.