Приходи в воскресенье

Танец кончился. Архипов поставил новую пластинку и пригласил Нину. Исполняли битлсы одну из своих зажигательных песен. Две пары танцевали по старинке, как танцуют быстрый фокстрот, а Валентин Спиридонович и Нина показали класс модного современного танца. То, что Нина прекрасно танцует, я знал, но главный инженер удивил меня: он ничуть не уступал Нине. Юношей вертелся вокруг нее, приседал, извивался, в такт музыке все ускоряя темп, без устали работал руками и ногами. Ему стало жарко, и он, расстегнув ворот белой рубашки, немного приспустил красивый галстук с широким узлом. Светлая прядь, нарушив безукоризненный пробор, спустилась на глаза. У Нины был достойный партнер. С ними, конечно, никто не мог состязаться. Все смотрели на изящную быструю пару и отпускали одобрительные замечания. А они и не слышали никого: горящими глазами смотрели друг на друга и яростно работали руками, ногами, всем телом.

Когда музыка смолкла, все гости зааплодировали. Архипов галантно поцеловал Нине руку и пошел переворачивать пластинку, а Нина, возбужденная и ничуть не уставшая, подошла к нам.

— Ваш муж потрясающе танцует, — сказала она, с интересом взглянув на Валерию.

— Это вы его вдохновили, — улыбнулась та. — С другими у него так не получается.

— А с вами? — спросил я.

— Мы давно не танцевали, — сухо ответила Валерия. И посмотрела мне в глаза своим странным взглядом. Эта женщина, даже не переставая приветливо улыбаться, могла любого поставить на место, как, например, меня сейчас.

Заиграла музыка, и я пригласил Валерию. Нина с улыбкой проводила нас взглядом, и я понял — она рада, что я не подошел к ней. Танцор я не ахти какой, и после такого триумфа кружиться со мной в вальсе было бы скучно.

— Почему бы вам не жениться на ней? — сказала Валерия. Рука ее доверчиво лежала на моем плече, а карие глаза пристально смотрели на меня. На этот раз доверчиво и открыто. Наверно, на моем лице отразилось смятение, потому что она тут же прибавила: — Это шампанское… Я задаю вам нетактичные вопросы!

— Вы попали в самую точку, — неестественно бодрым голосом сказал я. — Действительно, почему бы мне не жениться? Я сегодня весь день об этом думаю.

— И что же вы надумали?

— Я, как та скала, подточенная волнами: достаточно упасть на нее камню — и она обрушится в океан… Не хотите быть этим камнем?

— Не хочу, — быстро ответила она.

— Жениться все-таки мне или не жениться? — настаивал я. Шампанское и коньяк тоже ударили мне в голову.

— Вы никогда на ней не женитесь, и прекрасно это знаете, — сказала она. — И к чему тогда весь этот разговор?

— Вот именно, — сказал я.

— Боже мой! — рассмеялась она. — Вы разве не знали, что женщины не терпят логику?

— Теперь знаю, — сказал я.

— И все-таки она очень миленькая женщина…

— Все-таки, — усмехнулся я.

— Максим Константинович, — вдруг доверительно спросила Валерия, — почему Ростислав все время дуется на меня? Вы заметили, ни разу даже потанцевать не пригласил?

— Хотите, я ему выговор сделаю? — улыбнулся я.

— Пусть себе злится, ему ведь будет хуже… — без улыбки сказала она и отвернулась, а я поймал взгляд Любомудрова, и этот взгляд — он смотрел на Валерию, по привычке подпирая стену, в руке рюмка с коньяком, — был ожесточенный и дикий… Заметив, что я за ним наблюдаю, Ростислав Николаевич быстро отвернулся. Он был не из тех людей, которые умеют мгновенно менять выражение своего лица.

Больше в этот вечер, вернее, ночь мы не разговаривали с Валерией, а около часов пяти утра мы распрощались и отправились домой. Дождь больше не лил, а на небе, в просветах голубоватых высоких облаков, появились туманные звезды. Холодный северный ветер высушил асфальт и пытался заморозить желтые лужи. Покрыть их льдом не удалось, но по краям плавали тоненькие, слюдянисто поблескивающие пленки. Ветер лениво гонял в придорожных канавах обтрепанные листья, шуршал жухлой хрупкой травой. Из раструбов водосточных труб свисали тоненькие прозрачные сосульки. Было еще темно, и все это я видел и колеблющихся, неряшливо размазанных пятнах света, отбрасываемых уличными фонарями.

Нина зябко ежилась в своем легком красном пальто с беличьим воротником и почти засыпала на ходу. Я бережно поддерживал ее под локоть. Глаза ее на осунувшемся и сразу ставшем некрасивым лице не блестели, прятались где-то в темных провалах глазных впадин, а ее белый высокий лоб, всегда меня восхищавший, выпукло и уродливо торчал из-под пушистой меховой шапки.

— Бр-р, как холодно, — пробормотала она. — Максим, я замерзла!

— Скоро придем, — сказал я с раздражением.

3

Вечером я проводил Нину на вокзал. В той стороне, где зашло неяркое солнце, высокие облака зловеще пламенели. Над вокзалом кружились галки. Их резкие крики заглушали густые гудки тепловозов. На перроне было не многолюдно: все еще праздновали Новый год.