Приходи в воскресенье

У гастронома я попросил Петю остановиться. Купил бутылку вина, сыра, колбасы и вышел из магазина. Был теплый весенний день. Солнце жарко сверкало в витрине гастронома, нежно золотило почерневшие голые ветви лип и тополей. Уже вспухли почки. Взглянув на них, я попытался вспомнить терпкий запах новорожденного листа. На тротуарах толпы прохожих. Многие по привычке все еще носили зимние пальто и шапки. Изредка мелькали обнаженные головы юношей и девушек, для которых весна уже наступила.

Со свертком под мышкой я направился к машине и нечаянно задел плечом невысокого худощавого человека в светлой мохнатой кепке. Мы одновременно извинились и разошлись, но, сделав несколько шагов, я остановился и оглянулся: лицо этого человека показалось мне знакомым. С тех пор как я покинул город, прошло столько лет, что я не встречал на улицах знакомых. А если многие изменились так же, как Генька Аршинов, то и встретив, я ни за что бы не узнал. Я лихорадочно стал рыться в памяти, но ничего определенного не приходило в голову. Между тем человек не спеша удалялся, а я все стоял и хлопал глазами. Ждал, что человек тоже оглянется, но он не оглянулся. И тогда, махнув Пете рукой, дескать, подожди, я направился вслед за прохожим. Это был старик с совершенно белыми волосами на висках и затылке.

Человек пересек улицу и вышел на площадь Ленина. На берегу Ловати, где кончалась площадь, был лишь один небольшой двухэтажный дом: городской краеведческий музей. К нему и направлялся человек.

У подъезда я окликнул его, человек живо повернулся и вопросительно взглянул на меня.

— Здравствуйте, Герман Иванович, — сказал я.

В живых светлых глазах старика не отразилось никакого удивления. Правда, смотрел он на меня испытующе, даже голову набок наклонил. Так петух смотрит на озадачивший его предмет.

— Не узнаете?

— Почему же не узнаю? — спокойно ответил он. — Это у вас, молодежи, память дырявая.

— Я и не знал, что вы в городе.

— А я знал, — сказал он.

— Знали и не зашли? — воскликнул я.

— Сколько лет прошло, — сказал он. — Мог бы меня и не признать. Жизнь здорово меняет людей. Особенно которые на взлете. Ты теперь большой человек, директор крупного завода… На что я тебе?

— Зря вы так, Герман Иванович…

«Черт возьми! — с горечью подумал я. — Неужели даже такие замечательные люди, как инженер Ягодкин, к старости становятся брюзгливыми и желчными?..»

— Не стриги бровями… Гляди-ка, даже покраснел! — вдруг улыбнулся Герман Иванович, отчего сразу помолодел лет на десять. — Это хорошо, что не разучился краснеть, значит, сердце не зачерствело… Ну, здравствуй, Максим! — и протянул обе руки.

У меня сразу отлегло от сердца: передо мной был прежний Ягодкин. Та же улыбка, хитроватый прищур светлых и ясных по-молодому глаз.

— Заходи, — раскрыл ом передо мной обшарпанную дверь.

— Может, не стоит в музей, — сказал я. — Завернем в ресторан, пообедаем?

— Я уже пообедал. А в музее я работаю.

— В музее? — изумился я. — Вы ведь были инженер?

— Вышел на пенсию, а без работы не могу… А историей этого города я и раньше интересовался, кое-что даже собрал любопытного и в свое время передал музею… В общем, предложили мне должность научного сотрудника, и я с радостью согласился. Уже пятый год здесь работаю. И ты знаешь, очень доволен!

Он провел меня в маленькую комнату, заваленную всевозможными экспонатами. Здесь были ржавые железяки, в которых с трудом угадывались пролежавшие долгие годы в земле винтовки и автоматы, почерневшие деревянные бруски — останки древнего городища, иконы с облезшей позолотой и тусклыми ликами святых, прислоненные к стене потрепанные картины в багетовых рамках и без рамок, тусклые чучела птиц, старые в потемневших твердых переплетах книги. У самого окна приткнулся небольшой письменный стол. Вместо чернильницы — кожух от гранаты «лимонки», а вместо подсвечников — две медные гильзы от снарядов.

— Это и есть моя берлога, — улыбнулся Ягодкин, с явным удовольствием обозревая все свое добро, Осторожно сняв со стула гипсовый бюст какого-то полководца, стал оглядываться, куда бы его пристроить. Поколебавшись, поставил на броневую плиту легендарного «максима», покоившуюся на патронных коробках.

— Присаживайся, — он нододвинул мне стул, а сам уселся на краешек стола, отодвинув лежавшую там продырявленную каску. — Тесновато тут у меня… Наладил я большую дружбу с красными следопытами. Чудесные ребятишки! Вот они мне и приносят разные вещи. Иногда попадаются очень ценные реликвии… Я тебе покажу один шлем!

— Успеется, — остановил я его, видя, что он намеревается спрыгнуть со стола и потащить меня куда-то в другое место, так как здесь я никакого шлема не заметил.

— Вот ты родом отсюда, скажи, почему город называется Великие Луки? — спросил Ягодкин, хитровато улыбаясь.