Приходит ночь

На нее снова нахлынул страх высоты; она оглянулась. Панель начала раскалываться на щепы. Уинфельд был почти свободен. Не исключено, что он по-прежнему жаждет ее смерти — сейчас уже единственно из мести, потому что полицейские сирены ревели совсем близко…

Она снова поглядела вниз, на Ли. Колючие золотистые глаза, сверкая, смотрели на нее.

Ли не стал повторять свои слова, он просто смотрел на нее, с мольбой и требовательно.

«Прыгай, пожалуйста, Брин, прыгай, не заставляй меня убивать этого человека, чтобы спасти твою жизнь, когда ты можешь просто упасть в мои объятия, а закон поставит точку в этой истории».

Сильные руки, подумала Брин. Мощные руки. Готовые поймать ее к любую минуту. Она доверяла ему и свою любовь и свою жизнь одновременно.

Брин перекинула ногу через перила и прыгнула. Ли согнулся под тяжестью ее тела, но устоял. Он крепко обхватил ее руками и вышел вместе с ней на свежий вечерний воздух — как раз когда полицейские машины с визгом тормозили у георгианских колонн.

Однако ночь, конечно, таким образом завершиться не могла.

Через час Уинфельд и его сообщник оказались за решеткой, так же как и женщина, которая присматривала за Эдамом, когда он был в плену.

Брин надеялась, что закон обойдется с ней снисходительно, она была подружкой Уинфельда и тот запугал ее до такой степени, что она была готова делать все, что он пожелает. Она сдалась властям сразу же, как только передали новость об аресте Уинфельда, и просила только об одном — дать ей поговорить с Брин и слезно вымолить у нее прощение.

Брин, Ли, Эндрю, Барбара и остальные члены группы провели в полиции несколько часов, пытаясь объяснить случившееся.

Полицейские были возмущены тем, что они не позвонили им в самом начале, но обращались с Брин вежливо. Она поняла, что они, должно быть, привыкли иметь дело с родителями, которые ни под каким видом не стали бы рисковать жизнью ребенка. Все, что рассказали Брин и ее друзья, привело дежурного сержанта в такое бешенство, что он хотел оставить всех участников этого шантажа под арестом вплоть до окончания следствия, пока окружной прокурор не отменит этого решения.

Было уже очень поздно, когда они все снова собрались у Ли дома, совершенно обессиленные, но довольные.

Все закончилось.

Брин поглядела на лица присутствующих, которые сыграли в ее жизни такую большую роль. Барбара, подруга на все времена. Мик, Перри и Эндрю. Ли…

Они заказали пиццу и сели в кружок, болтая без умолку, потому что были взбудоражены, избавившись от напряжения последних дней. Потом Брин произнесла благодарственную речь в адрес присутствующих, а потом разговоры сами собой сошли на нет.

Мик и Перри пожелали всем спокойной ночи. Эндрю и Барбара решили ехать в город. Барбара поцеловала Брин в щечку, то же сделал Эндрю.

А потом Брин и Ли остались наедине. Она зевнула и сказала, что отправляется спать. Ли продолжал собирать бумажные тарелки и жестянки из-под пива и содовой.

— Я пока нет, — сказал он, и Брин почувствовала, что он чего-то недоговаривает.

Она ничего не сказала, поднялась наверх в комнату, быстро приняла душ и нагишом притаилась между простынями. «Что бы это значило?» — ломала она голову. Почему он вдруг так… отдалился? У них все кончено? Он помог ей, а потом решил, что его долги отданы и всему конец?

Нет, подумала она, но ее глаза наполнились слезами. Он любит ее, он действительно любит ее. Он столько раз повторял это.

В темноте. Слова, сказанные шепотом, слова страсти в ночи…

Она услышала его шаги и притаилась, закрыв глаза.

Он не включил свет. Брин слышала, как он раздевался, но когда он лег рядом, то не коснулся ее. Она повернулась к нему, и его рука вкрадчивым движением обхватила ее.

— Постарайся заснуть, Брин, — сказал он нежно. — У тебя был такой длинный-предлинный день.

Брин не ответила. Она смотрела в темноту, и слезы снова навернулись ей на глаза. Прошло некоторое время, хотя ей казалось, что прошли века. Она знала, что он лежит, как и она, без сна, бесцельно уставившись во тьму.

Наконец Ли, решив, видимо, что она уснула, поднялся и подошел к балкону. В мерцающем лунном свете она разглядела его лицо, осунувшееся, со впалыми щеками.

Брин немного поколебалась, потом выбралась из постели и подошла к нему. Он вздрогнул, словно вернулся из своего собственного мира, где только что пребывал.

Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал ее в макушку.

— Извини, — сказал он, — у меня бессонница, я не даю тебе спать.

Тело его было теплым, лунный свет и живительный ночной воздух, казалось, ласкали их обоих. Но все-таки его прикосновение было чужим.

— Я тоже не могу заснуть, — сказала Брин, а когда он промолчал, повернулась в его объятиях, умоляюще посмотрела ему в глаза:

— Ли, почему ты не… хочешь меня… сегодня ночью?

— Что? — удивленно спросил он.

Потом он слегка улыбнулся, осторожно провел рукой по ее щеке, и она поняла, что он снова с ней.

— Брин, я всегда тебя хочу, — сказал он. — Я просто думаю о тебе. Ты разве не знаешь, что у тебя на лице огромный синяк, а по всему телу царапины и ссадины?