Он обхватил её шею ладонью, заставляя пригнуть голову ближе к его, и поцеловал, давая ей почувствовать всю жадную тягу к эйфории, которой они себя лишили. И когда отпустил, увидел улыбку Катерины. С губ мужчины слетел смешок. Скомандовал в телефонное устройство: – Слушай, она всё равно уже под наблюдением и даже если я передам ей указания, не сможет их исполнить, дай нам поговорить без прослушки.
Но Катерина не стала ждать, и под покрывавшими его лицо щекочущими поцелуями Элайджа не услышал, когда через пару минут сообщение возвестило о том, что они могут быть свободны.
В доме прибрались перед её приездом: не было никакого запаха застарелой пыли, уборщики явно выстирали шторы и выбили прикроватные коврики, сантехника сияла матовым блеском, но ремонта здесь не сделали, и интерьеры и меблировка остались прежними, разве что ткани обивки да обои на стенах за девять лет немного растеряли свою яркость.
Кет помнила те дни, когда здесь ещё лежал умирающий Джордж, но как ни странно не испытывала отвращения перед его смертью. Наверное, потому что он до самого конца был энергичным и разумным человеком, и покойником она видела его лишь в гробу, а не на этой постели. После если бы кто-то и останавливался по какой-то непонятной причине в доме, то здесь не бывал – наплыва гостей дом не видел: Элайджа и Кол переехали в Йоркшир, в поместье, а Бекс окончила школу в тёплом Мистик Фоллз, а после она жила с братьями до самого замужества. Но всё же, осматривая дом, когда девочки заснули, Катерина оглядела комнату Джорджа последней и с лёгким трепетом.
Комната ей не очень нравилась – в ней всё дышало массивностью средневековой спальной, даже на кровати было подобие полога, что Катерина видела в лучшем случае в музеях, но вполне отвечало вкусам Джорджа Говарда, а до того – четы Майклсон. Себе Кет выбрала «свою» старую комнату, зелёную – она была без изысков, но достаточно удобная и главное просторная, чтобы разместиться с двумя детьми. Хрипло кашлянув – воспоминания о юности всё же накрыли и захотелось звуком их прогнать, – женщина распахнула окна, шкафы, проветривая. В комоде и ларе было пусто, как и везде, за исключением мужской сумки-кейса. Кожа мягкая, явно дорогой выделки от старости или отсутствия должного ухода покоробилась. Кет заглянула внутрь, и поняла, что кейс не пуст. Внутри было битком фотографий: старые чёрно-белые и цветные, но явно не из компьютера. Она вытащила пачку и оглядела, сразу узнав в детях мужа и Кола. Бекс или Клаус были тоже в виде маленького ребёнка, но зачастую до старшего возраста кто из них – не понять. Почему Майклсоны бросили тут фактически раритет своей семьи?
Решив посмотреть их позже, и прихватив сумку с собой, девушка спустилась в свою спальню и принялась обустраиваться.
О находке она вспомнила только к ночи и решила, пока есть время, посмотреть. Было что-то забавное и любопытное в том, чтобы увидеть какими были малышами Майклсоны, и особенно Элайджа – с удивлением, Кет поняла, что никогда не видела его ребёнком на фото, ближайшее, которое она могло вспомнить – старшие классы школы.
Но и здесь Элайджи почти не было: всё больше попадалась Бекс, незнакомые ей женщина и мужчина, которые были сходны с детьми – особенно женщина с Беккой и Клаусом, Джордж, ещё один мальчик явно постарше Эла. Но всё же Элайджа тут иногда встречался на общих снимках – лохматый как все мальчишки, но уже серьёзный взгляд и в костюме. Уши у него не торчали в растопырку как это бывает у детей, но вид был незадачливый до крайности. Катерина тихонько рассмеялась, поняв, что он с детства любил эту официозную одежду, и неожиданно чмокнула изображение в нос. Николаус же был полной противоположностью брату – вечно растянутые футболки, джинсы со множеством карманов, и капризно надутые губы. Бекс – тот ещё бурундучонок в оборках. Кто бы мог подумать, что она так сильно любила платья с рюшами и воланами. Кол… А вот Кола не было – наверное, не любил фотографироваться. Женщина и мужчина были не просто красивы, но атмосферно породисты – не чертами, а скорее умением держаться, и Кет поняла, почему все их дети, хотя и такие разные, автоматически выделялись из любой толпы.