Прихоти фортуны

Взгляд юной наблюдательницы устремился в ту сторону, куда были повернуты все головы. И вот тут-то она увидела, что у того места, где поросшая по обочинам дроком и вереском дорога делает петлю, остановилась упряжка мулов, со странным сооружением, покрытым холщевой ветошью. С полдюжины монахов сопровождали невиданный транспорт; их белое одеяние почти скрывали черные плащи с капюшонами. Они почти не разговаривали между собой, это безмолвие и мрачность наводили шорох и оцепенение на добропорядочных христиан. Откинули тряпье, и стало ясно, что на телегу вооружена клеть, в которой, скорчившись, сидят три женщины. Им приказали вылезти. Гремя цепями, женщины прошли по дороге мимо Жанны, прижавшейся к дереву. Девушка отчетливо видела в пыли следы их босых ног. По бокам и чуть сзади двигались монахи, укутавшись в плащи и склонив головы. Этих «благочестивых служителей бога» ордена святого Доминика боялись обыватели всей Франции, перед ними трепетали даже знатные рыцари.

Прислуживая в таверне, Жанна немало слышала о несправедливости и ужасах, творящихся в монастырских подвалах. Доминиканцы были жестоки, как дьявол, и, называя себя «псами господними», беспощадно карали еретиков.

– Ведут! Ведьм ведут! – пронеслось в толпе. Люди подались вперед, с жадным любопытством вглядываясь в облик трех скованных цепями жертв. Их лица и тела были изуродованы до неузнаваемости, молодые женщины превратились в жалких старух. Жанна ужаснулась тому, что эти окровавленные куски плоти еще могут двигаться. Она знала всех трех монашеских пленниц. Это были женщины из их деревни – две девицы и вдова рыбака.

Жанна глядела на жуткую процессию, не в силах двинуться с места. Налетел ветер, неся с coбой крупные капли дождя. Длинные грязные волосы одной из женщин взметнулись вверх, и Жанна узнала Жюли Сатон, нереиду с персиковой кожей, которой молодые рыбаки посвящали песни. Ее разбитые губы были тронуты странной полуулыбкой, будто видела Жюли прекрасный сон, глаза ее беспокойно перебегали с предмета на предмет.

Колокол, наконец, смолк, его густой гул впитали Альпы, чьи отроги и черные скалы в эту минуту казались похожими на мантию сатаны. Начался и прекратился дождь. Бурые пятна дубовых крон легли на холщовые хламиды ведьм; в такт шагам звенела цепь. Жанна вышла из-за дерева. Монах, замыкающий процессию, вскинул голову и устремил на нее взор, полный ярости. О, это был взгляд хищника, идущего по следу, взгляд воина, исполненный гордости и злобы. И страсть! Страсть промелькнула во взгляде монаха. Извечная, отравная, подавляемая страсть. Девушка побледнела, но не отступила за ствол, дерзко взглянула на доминиканца. Он сжал губы, ниже надвинул капюшон, и вышедшее вдруг солнце треугольником легло на складки его плаща. Поверхность Гнилого пруда заросла ряской, там же, где в разрывах образовывались окна, чернела бездна, без единого проблеска небесной синевы. Осужденных на испытания подвели к кромке воды; со звоном упали цепи. Один из монахов, ни на кого не глядя, обратился к несчастным.

– Нечестивые, вы совратились вслед сатане, подобно ненадежным тварям, томящимся в похоти и преступлениях. Вас прельстили грезами демоны и призраки, и вы, забыв Господа нашего, устремились по пути порока, вы присягнули в верности дьяволу, отреклись от христианских символов веры. Но, говорю вам, еще можете быть спасены, имена ваши вновь вернутся в Книгу жизни. Святая церковь очистит вас огнем, и вы вкусите вечного блаженства. Спрашиваю вас, признаете ли вы себя виновными в колдовстве?

– Нет! – закричала самая юная, насмерть перепуганная девушка. – Я не виновна! Пощадите! Я не хочу умирать! Я ничего не сделала, пощадите, ради Христа!

Она бросилась в ноги доминиканцу, но другой монах, стоявший рядом, схватил ее за плечо и грубо поставил на ноги. Несчастная крикнула от боли и глухо зарыдала.

– Спрашиваю вас, сознаетесь ли вы в том, что являетесь колдуньями? Что творили бури, вспенивая и мутя воду в пруду, насылали град и шквальные ветры и с небес вызывали молнии?

– Нет!

– Я не виновна. О Господи! Спаси и помилуй!

– Не признаю. Это ложь, монах!

– Вы посылали сглаз и порчу на скот, творили малефиций, вас видели летающими по воздуху. Вы, нечестивые, попирали крест и лобзали задницу дьявола!

При последних словах толпа колыхнулась и шумно выдохнула.

– Три раза я испрошу признания в преступлениях и трижды не получу ответа, прежде чем подвергну вас испытанию. Спрашиваю в последний раз. Признаете ли себя виновными в преступлениях против святой апостольской церкви, Христовой веры и наместника Господа нашего на земле, сознаетесь ли, что принадлежите к синагоге сатаны и являетесь ее воинами?

– Нет, не признаю.

– Отпустите меня, я боюсь, я не хочу. Отпустите, я ни в чем не виновна!

Осужденные кричали, взывали о милости. Крестьянки в толпе начали только подвывать. Доминиканец выбросил вперед руку с кованым крестом и возопил:

– Именем святой апостольской церкви приговариваю вас к испытанию водой! Да свершится.