– Что стряслось? Ты поранилась?
Она так дрожала, что никак не могла совладать с собой.
– Н-нет. Там м-мышь, в п-парике.
– О господи! – Он прижал ее к себе, радуясь, что она не пострадала. – Ты перепугала меня до ужаса.
Анджелина продолжала цепляться за него.
– Г-глупо… Всего лишь м-мышь.
– Тихо, тихо. Ты просто сильно перепугалась. – Она снова задрожала, и Колин без всякой задней мысли погладил ее по спине. В конце концов она понемногу успокоилась, и тогда он в полной мере ощутил, что держит в объятиях нежное податливое женское тело. Подавив прилив возбуждения, он понял, что нужно срочно увеличить дистанцию между ними, и неохотно отпустил ее.
– Я чуть не умерла. – Она поглядела на него снизу вверх, потом на пол и заметила валявшуюся киянку. – А это тебе зачем?
– Сбить замок на кофре.
– О! – Она нахмурилась и уставилась на свои руки. – Ты считаешь, нам нужно вернуться на чердак?
Колин засмеялся и поднял киянку.
– Откровенно говоря, я считаю, что чердак – самое последнее место, куда тебе нужно возвращаться. Завтра я поставлю здесь мышеловку или даже две.
– Тут еще так много работы, и мне очень неловко за то, что торможу ее.
– Днем меньше, днем больше – разница небольшая, – успокоил ее Колин. – Кстати, ты вчера нашла что-нибудь ценное в спальнях?
Она помедлила с ответом.
– Я прошлась по всем комнатам.
– Что-то ты недоговариваешь.
– Там есть детская, – с трудом произнесла Анджелина.
И опять тысячи иголок впились в его затылок.
– Где?
– Колин, не ходи туда.
Но он не слушал. Опустив на пол киянку, он стремительно направился в коридор и принялся открывать двери одну за другой. Анджелина шла по пятам.
– Прости. Нужно было еще вчера рассказать тебе.
Распахнув дверь детской, он решительно вошел внутрь и сдернул покрывало с кресла-качалки. Потом подошел к полке, на которой стояла жестяная коробка. Когда Колин открыл ее, выражение удивления отразилось на его лице.
– Мои оловянные солдатики. А я все думал, куда они делись.
– Вчера я их не заметила.
Нахмурившись, он посмотрел на нее.
– Они стоят на виду. Что-то еще не так? Ты должна сказать мне.
Она вздохнула:
– Посмотри там, под холстиной…
Колин поднял холстину и, увидев колыбельку, не испытал ни шока, ни печали. Единственным ощущением оставалось оцепенение.
Анджелина взяла его за руку.
– Надеюсь, ты не сердишься? Мне не хотелось травмировать тебя.
Он похлопал ее по руке.
– Это понятно, только я предпочитаю встречаться с обстоятельствами лицом к лицу.
– Да, ты прав, так лучше. – Немного помолчав, она предложила: – Может, вернемся на чердак? Если вдруг мышка появится еще раз, у тебя будет возможность продемонстрировать свое отношение к обстоятельствам.
Колин улыбнулся:
– Согласен.
К вечеру они закончили сортировать содержимое пяти сундуков. В них, к примеру, нашелся парик, модный века полтора назад, с чехлом для волос сзади: Колин не сомневался, что эта штука принадлежала деду, а еще пара мужских покоробленных башмаков на высоких каблуках. Про бюст он подумал, что это тоже, вероятно, изображение деда.
Вещи сложили в несколько ящиков: Колину пришла в голову мысль дать возможность покопаться в них арендаторам и слугам. Мышь больше не высовывала носа.
Они не говорили про миниатюру, но когда-нибудь все равно придется.
Пока Колин относил ящик вниз, она занялась старыми письмами. Одна пачка была перевязана голубой лентой. Анджелина вытащила из нее первое попавшееся письмо и увидела, что оно было адресовано леди Элизабет Мотли. Ей очень хотелось прочитать его, но она сочла это бестактностью. Отложив его в сторону, она вытащила письмо из другой пачки, также перетянутой голубой лентой, адресованное той же женщине. Когда она складывала его, то случайно прочла последнюю строку:
«Моя дорогая Элизабет, ты – мое сердце и моя любовь на веки вечные».
Ей тоже хотелось быть любимой, любимой по-настоящему, но, судя по всему, у нее другая судьба.
Вернулся Колин. Рукава его сорочки помялись, галстук болтался, и тем не менее ему удавалось выглядеть порочным красавцем до кончиков ногтей.
– Ты нашла письма?
– Письмо твоего отца какой-то леди Элизабет Мотли.
– Это моя мать, – сказал Колин.
Она подняла на него глаза.
– Я прочла только последнюю строчку.
Он забрал письмо и подошел с ним к столу, где стоял фонарь.
– Даже не представлял, что мой отец настолько сентиментален.
– Письмо свидетельствует, что он любил ее очень сильно, – возразила она. – Как думаешь, он захочет их забрать?
– Понятия не имею. – Нахмурившись, Колин сложил письмо и положил на стол. – Через два года он женился на Маргарет, но это был брак по расчету. Это все, что я знаю.
– Вначале могло быть и так. Однако я уверена, что он любит ее.
– Да, она ему нравилась, но я уверен, что все это из-за одного наследника.
Его прямота ошеломила ее.
– А может, он чувствовал себя одиноким, поэтому решил воспользоваться вторым шансом, чтобы найти любовь.
Колин бросил на нее покровительственный взгляд.
– Тут ведь сплошной практицизм, включая брачные контракты, о чем тебе прекрасно известно. Уверяю тебя, первой заботой моего отца было все, что связано с контрактом. Она принесла очень солидное приданое.