Прикид

– Так это была та женщина, которую ты лапал в темноте за титьки, а на следующее утро сказал, что был пьян и ничего не помнишь?

Ральф кивнул:

– Я солгал.

На лице его сохранялось все то же невозмутимое выражение. Я возмущенно фыркнула:

– Господи Боже! И когда же ты ее трахнул?

– Да прямо на следующий день. Теперь уже во мне закипело возмущение:

– Ну и мерзавец же ты, Ральф! Я ждала целые месяцы… Мне хотелось сказать: «Готова поспорить, тебе ни разу не доводилось трахнуть ее в аэроплане, делающем мертвую петлю!» Но вместо этого я напустила скорбный вид и строго сказала:

– Знаешь, Ральф, есть все основания полагать, что наш развод станет самым цивилизованным за всю историю разводов. А теперь мне хотелось бы услышать… до того, как мы начнем обсуждать, кто будет жить здесь и кому достанется в наследство подарок твоей матери, ванночка для птиц… Словом, я хочу знать одно: что такое могла дать тебе эта женщина Кларидж, чего не могла дать я? Она что, стимулирует твой мыслительный процесс? Готовит лучше? Очень внимательна и заботлива к тебе? Лучше в постели?..

Какое-то время он молчал, затем отпил глоток кофе.

– Сказать по правде, – выдавил он наконец, – она просто не такая. Ты слишком хорошая.

Я растерялась:

– Что ты хочешь этим сказать?

Ральф пожал плечами:

– Да ничего, только это. В этом смысле она тебе в подметки не годится.

Я недоуменно смотрела на него:

– Ты что же, хочешь сказать, она по сравнению со мной просто сучка? Но ты ее тем не менее любишь? А что, если бы я все это время дралась с тобой, унижала, устраивала скандалы и сцены, превратила бы твою жизнь в сущий ад, имела бы кучу любовников, то ты бы…

Теперь уже Ральф смутился.

– Нет, не совсем то, – сказал он. – Хизер вовсе не такая уж сучка и мерзавка. Просто у нее бойцовский нрав. Мы много спорим. Ругаемся…

– И тебе это нравится? Тебе действительно нравится?

Он не ответил. Но я поняла. И была ошеломлена своим открытием. Стало быть, все это время я вела себя неправильно. Я заблуждалась, думая, что в браке главное – это покой, мир и гармония. Сглаживала острые углы, создавала атмосферу любви. Поддерживала, как могла, мужа и все такое прочее. Облегчала ему жизнь. Господи, да все эти годы я была заботливой и преданной женой, поступала так, как пишут в хороших книжках, а на самом деле мой муж хотел совсем другого. Ему хотелось жить на минном поле! И внезапно я почувствовала себя страшно робкой, застенчивой, трусливой и скучной. Но ведь Джош… он вовсе не считал меня таковой, во всяком случае, я искренне надеялась на это. Напротив! Джош считал меня опасной, возбуждающей, непредсказуемой, упрямой. Всегда пылающей страстью, всегда готовой зажечь этим пламенем любого мужчину. И я такая, такая, хотелось крикнуть мне.

– Так, значит, ты считаешь, что я слишком хорошая, да, Ральф? – Окинув его яростным взором, я вылетела из кухни. – Ну тогда знай! Я вовсе не такова! – крикнула я с лестницы сверху вниз. – Ни черта подобного! Мне нужен развод! И НЕМЕДЛЕННО! И чтоб ты убрался из этого дома, ясно? Немедленно, СЕЙЧАС ЖЕ!..

На работу я опоздала, что было очень некстати. Гейл так и кипела от возмущения, потому что ни я, ни Кэролайн до полудня не появились. И объяснять, что у нас имелись на то уважительные причины – я в трансе, потому что только что выгнала мужа, Кэролайн в трансе, потому что ей светит сойтись со своим мужем, – было просто бесполезно. Гейл не видела в том ничего смешного или занятного и призывала всех ирландских святых обрушить на наши головы разные напасти.

Но Кэролайн не слушала ее. Она выясняла отношения с Имонном. Весь смысл ее пылкого монолога сводился к тому, что налицо ошибка компьютера. Имонн же, в свою очередь, не слушал ее. Его гораздо больше удручал тот факт, что ночью в наше отсутствие кто-то пробрался в офис и пытался влезть в Купидона. Он сидел за столом, встряхивая рыжей шевелюрой, и нежно похлопывал компьютер по боку.

– Господи! Прямо подумать страшно, что эти гады могли влезть в частную жизнь половины правительства, – бормотал он.

К счастью, Имонн загодя предпринял кое-какие меры предосторожности. Забраться в компьютер не так-то просто, объяснил он. Так что вряд ли произошла утечка самой важной информации.

– Наверняка дело рук этой гребаной протестантской прессы! – прошипела Гейл.

Сперва она набросилась на Кэролайн, обвиняя ее в том, что она забыла вчера включить систему сигнализации. Затем переключилась на меня – оказывается, я законченная эгоистка и мои личные дела волнуют меня куда больше, чем жизнь королевских особ. Потом вдруг вспомнила, что Имонну не положено знать о наших связях с дворцом, и гнев ее тут же переключился на всю нацию в целом, которую она называла «шайкой гребаных протестантских лицемеров», заслуживших все, что выдала им ИРА. Тут уж взвилась Кэролайн и стала обзывать ее тупой ирландкой и климактеричкой, после чего Гейл разрыдалась.