Прикид

– Ладно, не важно. Не так уж дурен собой этот тип. Немного грубоват на мой вкус, но некоторым дамам такие нравятся. Даже очень многим, я бы сказала, судя по его взгляду и походке. Такая, знаешь, немного враскачку, как у Юла Бриннера… Так, погоди, что же он просил тебе передать?.. О Господи, ну и память стала… А все потому, что приходится все делать самой, потому как гребаные сотрудницы не желают являться на работу вовремя!..

Монолог Гейл был прерван внезапным появлением покупательницы.

– Вот, держи, дорогая! – шепнула Она, поднимаясь навстречу даме. – Этот джентльмен, не помню, как его там, просил передать тебе…

И она сунула мне в руку записку. Я почувствовала себя школьницей, тайком бегающей на свидания с мальчиком с передней парты. Это был свернутый листок бумаги с нацарапанным сверху одним лишь словом: «Анжеле». Интересно, прочла ли Гейл? Наверняка прочла, тут и сомневаться нечего!..

Я развернула записку. Послание состояло из двух торопливо написанных строк:

«Вам нравятся немецкие сосиски? Если да, то прошу, приходите и разделите эту трапезу со мной. Хочу вас видеть».

Вот и все. Ни слова о том, почему отсутствовал несколько недель. Ни извинений. Но, с другой стороны, с какой, собственно, стати? Я пыталась уговорить себя, что все это в конечном счете не важно. Просто игра, не более. Однако при чем здесь какие-то дурацкие немецкие сосиски? Я не слишком любила это блюдо. И потом, если бы вдруг мне их захотелось, могла бы пойти и купить в «Маркс энд Спенсер».

Но все эти мысли тут же улетучились. Их заглушил другой, более громкий голос: «Забудь об этих проклятых немецких сосисках, Анжела! Ради Бога, забудь! Он наверняка сам купил их в том же „Маркс энд Спенсер“. Он хочет видеть тебя, вот что главное! Так ты идешь или нет?»

Ответ напрашивался сам собой. Я хотела его видеть. Очень хотела. И в то же время страшилась этой встречи.

Я позвонила и сказала:

– Да!

На том конце провода долго молчали, затем он ответил:

– Хорошо.

И я повесила трубку, удивляясь, как много может выразить человек одним коротким словом.

Затем пошли покупатели, и до середины дня у нас с Гейл не выдалось случая обменяться хотя бы словечком. Правда, воспользовавшись краткой передышкой, она вдруг сказала:

– Должна заметить тебе одно, дорогая. Вообще-то на такие вещи я смотрю спокойно, но в твоем случае делаю исключение. Будь осторожнее!

Из нее наверняка бы вышла прекрасная мать-настоятельница, решила я.

К тому же она была права. Абсолютно права. Я надавила на кнопку звонка в квартиру Джоша, и внезапно показалось, что в сумке у меня лежит динамит. Да, я должна быть очень, очень осторожна…

Звонок прозвенел, замок щелкнул. Преодолевая два лестничных пролета, я уже решила, как буду себя вести. После первого пролета возникла картина: то будет очень интеллигентный завтрак с другом, который собирался фотографировать меня для книги. Что тут плохого? Да совершенно ничего! Да, он кажется мне привлекательным, ну и что с того? Если мы всю свою жизнь будем избегать людей, которые нам симпатичны, то с тем же успехом можно отправиться жить в монастырь или на необитаемый остров.

И не о чем тут больше говорить.

Затем у подножия второго пролета мне в голову вдруг пришла тревожная мысль. Что имела в виду Гейл, говоря: «Будь осторожна»? Что она хотела этим сказать? «Будь осторожна, потому что твой брак, семья и будущее под угрозой»? Или же другое: «Будь осторожна, смотри, чтоб об этом никто не узнал»? Или даже: «Прежде убедись, что он надел презерватив»?..

Мысль взволновала и смутила меня. Мне захотелось сбежать вниз по лестнице, позвонить Джошу из магазина и сказать, что ничего не получится. Что я слишком занята и все такое. Но палец мой уже нажимал на кнопку звонка и было поздно. Отступать некуда. Веди себя спокойно и решительно, твердила я себе. С достоинством. Холодно и отстраненно. И самое главное – не позволяй себя соблазнить.

При этом я успела провести расческой по волосам и, тряхнув головой, отбросила их назад. Во рту пересохло. Сердце колотилось так, словно его подключили к усилителю. Почему мозг отказывается контролировать все эти вещи?..

Дверь в квартиру оказалась распахнутой настежь, как и тогда. Гостиная была завалена фотокамерами, объективами, коробками с пленкой. Стоял также штатив. А рядом с ним стоял Джош в рубашке с короткими рукавами. Загорелый, улыбающийся.

Иногда в течение считанных секунд человека может захлестнуть целый океан мыслей, и ты беспомощно барахтаешься среди них, стараясь уцепиться хотя бы за одну. Это был как раз один из таких моментов. Что, черт возьми, я здесь делаю? Я, замужняя женщина и мать? Я всегда была верна мужу, но, переступив порог этой комнаты, вдруг почувствовала, что вошла в жизнь другого мужчины. Мною овладела слабость, я казалась себе беспомощной, испуганной и словно голой. И из всей этой бури мыслей и ощущений вырвалось одно лишь коротенькое слово:

– Привет!

Вырвалось, как писк.

– Рад, что вы пришли, – улыбаясь, сказал Джош. – Извините за весь этот бедлам. Я только вчера вечером приехал.