Не смотря на то, что перед ним лежала вовсе не хрупкая юная прелестница и даже не расцветшая с годами роскошная женщина, а самый мужественный мужчина из тех, с кем он был знаком - даже учитывая работу в аврорате среди кучи авроров, Скорпиус все равно с каждой секундой чувствовал себя все уверенней. Разум будто смирился, что его хозяин сошел с ума и, отпаниковав свое, успокоился, позволяя инстинктам и опыту вернуться на законное место.
Скорпиус хищно оглядел распластанное перед ним тело, пока еще почти незнакомое и непривычно, по-мужски прекрасное, и нагнулся к сильной мощной шее, шумно вдыхая нагретый кожей воздух. Поттер дернулся и засопел, но Скорпиус не обратил на это внимания - он как ищейка ловил малейшие отголоски невозможного, невероятного, сводящего с ума запаха, уже начиная различать оттенки - волосы пахли не так, как кожа, шея - не так, как грудь. Никогда ни одна женщина не сводила его с ума одним своим запахом. На секунду, когда Поттер уже почти обезумел от этих недоприкосновений и красноречиво толкнулся бедрами в воздух, у Скорпиуса возникла мысль, что там, под тонкими пижамными штанами, запах будет сильнее всего, тяжелее, острее, чувственнее… Все инстинкты, к этому моменту завладевшие всем его существом, требовали немедленно проверить догадку, но к этому Скорпиус все же не был пока готов.
Гарри никогда в жизни не подумал бы, что его будут обнюхивать, и восторгаться запахом его волос и кожи. Джинни все время твердила ему, что он отвратительно воняет, и гоняла в ванную по три раза за вечер, или без конца накладывала очищающие чары. А Скорпиус сейчас отчаянно напоминал самца в гоне, учуявшего самку - он водил носом по шее, зарывался в волосы, едва-едва касался груди и живота.
И от этого, почти что животного действа, у Гарри темнело в глазах. Член под пижамными штанами дергался, оставляя на коже липкую влажность смазки. До одури хотелось, чтобы Скорпиус уже прикоснулся к нему, в уверенно-твердом, граничащим с грубостью движении сдвигая кожу и обнажая головку. Гарри застонал, вскидывая бедра, и сжал руками простыню.
Поттер не просил - он буквально требовал, пока еще, правда, бездействуя и почти беззвучно. И все же каждый жест, каждая напрягшаяся мышца предвещала скорый бунт, говорила о том, что перед ним лидер, альфа-самец, лишь временно уступивший право доминировать. Привыкшему к женской покорности Скорпиусу было очень странно и непривычно ощущать эту силу и желание одновременно подчиниться и воспротивится ей. Где-то на подкорке зрела уверенность, что если он и покорится, то только с боем, и это явно станет сюрпризом для Поттера.
Снова вернувшись к шее, Скорпиус прижался губами к бьющейся над напряженной мышцей жилке, а потом сделал то, что не делал еще никогда, ведь это было бы так неуместно в постели с нежной женщиной: он коротко рыкнул и вцепился в горячую кожу зубами.
Гарри дернулся, уходя от укуса, но вместо боли зубы, сомкнувшиеся на коже, послали по телу острую и обжигающую волну удовольствия. Он выгнулся, и громко, в голос, застонал, опуская руку на малфоевский затылок, побуждая продолжать. Но тот явно не желал больше уступать и подчиняться - резко тряхнул головой, сбрасывая руку, широким, мягким движением лизнул место укуса и впился поцелуем в его рот, сразу же раздвигая языком губы и шумно выдыхая через нос.
Путаясь и теряясь в ощущениях собственной власти над ситуацией и полного, абсолютного подчинения равному себе, Гарри метался на кровати, уже готовый умолять, чтобы Скорпиус, наконец, опустил руку на его член. Пусть даже через одежду. Только бы ощутить твердую руку там, где сейчас все горело и ныло. В том, что Скорпиус не станет трогать его осторожно, только кончиками пальцев, Гарри был абсолютно уверен.
Поттер дрожал, ерзал, дышал шумно и рвано, трахая воздух мелкими толчками, и было единственно верным решением навалиться на него, втиснуть ногу между коленей, прижать бедром твердый член. Это было по-настоящему инстинктивное действие, и, потираясь в свою очередь о мускулистую ногу, Скорпиус понял, что уже далеко не так уверен в противоестественности происходящего.
Тяжесть лежащего на нем Скорпиуса была такой нужной, такой правильной. Гарри выгнулся, прижимаясь как можно сильнее, и облегченно застонал, даже не пытаясь хоть как-то контролировать себя. Он жадно гладил Скорпиуса где мог достать - по голове, путая волосы, по спине и плечам, с силой вдавливая пальцы в кожу, по упругой заднице, забираясь руками под резинку трусов и слегка пощипывая гладкую кожу.
Мелькнула странная в своей сюрреальности мысль, что, похоже, сегодня будет трахать не он, а его, но Гарри отмахнулся от нее - почему-то сейчас вообще не имело значения, кто - кого. Важным было другое - дрожь мускулов под пальцами, шумное дыхание в ухо и бешеный стук сердца, отдающийся толчками во всем теле, непонятно - своего или чужого, но отбивающего крещендо в такт с собственным