Прикладная метафизика

Конечно, по сравнению с этой мрачной картиной самый средний семинар на философском факультете Петербургского университета выглядит чуть ли не симпозиумом Платона. Но тут многое определяет традиция. Философы США в отличие от их российских коллег не образуют единого профессионального сообщества: специалист по феноменологии в беседе с «неоплатоником» может не найти ни одной общей темы, кроме бейсбола, — что, впрочем, не помешает им остаться довольными беседой и друг другом. Помню, как в свое время поразил меня приехавший на конференцию в Петербург профессор из Луизианы, специалист по аналитической философии. О Флоренском, Шестове или Розанове профессор никогда не слышал, что, впрочем, не могло вызвать удивления. Выяснилось, однако, что он ничего не знает о Башляре и понятия не имеет, кто такой Левинас. Любознательность американского профессора не простиралась дальше избранной узкой специальности, где он был автором нескольких признанных книг. Такая святая простота вызывала у российских участников конференции чувство умиления, но к этому чувству примешивалось и уважение перед нежеланием хоть чуть-чуть притвориться знатоком. Высокомерные российские посмертники никогда не упускают такого шанса. Ярким примером может служить свершившийся в одночасье переход от диамата к собственно философии. Этот жест радикального притворства мог бы увенчаться полным успехом, если бы не жадность фраера. Стремление подверстать прежде написанное к «текущей проблематике» оказалось сильнее, чем имитация роли нормального специалиста, продолжающего преподавать как ни в чем ни бывало. Бережное отношение к своим диаматовским вкладам, вызывающее презрение посмертников-соискателей, приходится учитывать бесправным студентам-послушникам. Пока студенты держат фигу в кармане, но в своем будущем академическом всевластии они не оставят ни единого шанса неумелым притворщикам. Ведущие уже сейчас свою родословную от Канта к Бодрийяру, студенты философских факультетов никогда не признают своими предшественниками или хотя бы коллегами ни Ойзермана с Глезерманом, ни Фролова со Степиным.

16. Арсенал путешественника

Чтобы странствие по провинциям философии было успешным и не слишком обременительным, требуется сочетание двух качеств: любопытства и цинизма. Любопытство должно быть доведено до уровня исследовательской страсти — лишь в этом случае можно получить удовольствие о г компании философствующих соседей, от камлания экстрасенсов и от заклинаний, повторяемых в греческом зале. Неутомимая любознательность может завести и в совсем экзотические уголки — в остаточные очаги диамата-истмата, где окопались бывшие замполиты, лекторы общества «Знание» и прочие птеродактили вроде корифеев обществоведения из ПТУ. А в соседних нишах обитают какие-нибудь почитатели Рериха, довольно близкие к чумакователям, но все же отличающиеся от них лица необщим выраженьем.

Разъединенные провинции философии напоминают о раздробленности средневековой Европы. Обмены между территориями проходят крайне вяло, духовная пища проста, незатейлива, ее ежедневное поступление обеспечивается в рамках натурального хозяйства. Поиск крутого гуру или сокрытого имама на этом мелководье заведомо не даст результатов и поэтому не может служить стимулом для путешественника: только соединение любопытства и цинизма способно заставить продолжать странствия.

Что касается цинизма, то он отчасти предшествует странствиям, обеспечивая легкость на подъем, отчасти возникает естественным образом из сравнения полученных впечатлений. Рано или поздно странник берет себе на заметку некоторые наблюдения относительно обычаев, не осознаваемых обитателями территорий (из-за отсутствия практики сравнений). И хотя специальный интерес представляет именно философская этнография, наблюдения выходят за ее пределы. Вот фрагмент мозаичной картины.

1. Всюду, где складывается инобытие философии, поза мудрости отличается своими особенными ужимками. Тут и наивное вопрошание а la Сократ, и стилизованное глубокомыслие по-роденовски, и пифийствование (кликушество) с обращением к небесному покровителю или без такового. Разумеется, негодование по отношению к погрязшему в невежестве миру: степень признания заявленной мудрости никогда не бывает достаточной. Гримасы академической позы мудрости особенно многочисленны, поскольку всегда есть возможность тренировать их перед безропотной аудиторией. На сегодняшний день кафедра остается лучшим тренажером позы мудрости.