Прикладная метафизика

Вообще, множественность движущих начал представляет собой важнейшее условие автономии человека, в том числе и условие «умного недеяния», использующего и конструирующего многочисленные «треугольники» (на самом деле, куда более сложные фигуры) внешних реактивных сил. Свобода Я надежнее всего защищена конкуренцией мотивов, борьбой духов за извечно дефицитную плоть. Стало быть, вектор деяния есть суммарный результат сложной геометрии мотивов. Стояние на месте — это иллюзион невидимой взаимоперпендикулярности оснований, а определение дрейфующего центра тяжести (как на каноэ) представляет собой очень важную дисциплину при обучении «мастерству-без-стрельбы». Распознавание причудливой комбинации составляющих элементарного, на первый взгляд, поступка относится к высокому искусству увэй, равно как и «редактирование составляющих», входящее в навык быстрого рефлексивного счета и имеющее целью минимизацию затрат, парение в слоях сущего и происходящего. Именно поэтому для недеяния столь важно различение сил causa sui и стабильных треугольников силы, хотя последние в горизонте повседневности могут явиться и более мощным источником причинения.

Таких изначальных сил causa sui, открывающихся в полноте присутствия человеческого и ничем иным, кроме этой полноты, не обусловленных, насчитывается всего четыре: знание, свобода, аскеза, недеяние. Каждая из них, как было уже сказано, имеет длинный ряд формообразования (лестницу превратности) и свой собственный миф. Рассмотрим вкратце эти четыре принципа человеческого самостояния.

10

Знание — сила.

Ф. Бэкон

Этот лапидарный афоризм может рассматриваться как монограмма всей европейской духовности. Поскольку и наука, и техника — суть воплощения знания и их преобразующая роль очевидна, у нас, кажется, нет оснований сомневаться в эффективности воздействия знания на сущее. Возникают, скорее, сомнения другого рода, в частности, по поводу спонтанности знания. Вполне естественным кажется предположить, что знание обусловлено своим предметом не в меньшей степени, чем любовь. Вскоре после Бэкона Декарт и Спиноза выдвинули важный постулат: порядок и связь вещей совпадают с порядком идей — если, конечно, идеи истинны, то есть составляют собственно «знание». Вообще говоря, из этого постулата не следует, что порядок идей непременно определяется порядком вещей; возможно, что оба ряда существуют независимо друг от друга, а их схождение или расхождение контролируется свыше, как и предположил Беркли. Тем не менее именно постулат Бэкона — Декарта — Спинозы был положен в основу науки, культивирующей формальную покорность предмету, чтобы затем, познав его «свойства», эффективнее ими воспользоваться. Так или иначе, мы видим, что обусловленность знания своим предметом, устройством сущего, не исчерпывает сути знания, представляя собой лишь один момент — мимезис. Воспроизводство «порядка вещей» нужно, чтобы поудобнее ухватиться за рукоятку и рассчитать, куда направить острие, а уж далее эталоном всеобщего упорядочивания становятся вовсе не вещи, а как раз наоборот, порядок идей, раскрывающий мир как набор свойств, притязаний присваивающего (познающего) субъекта. Сила знания — в бессилии сущего сокрыть свои свойства «в себе». Безжалостный пользователь извлекает их в неудержимой профессии познания, предаваясь время от времени резонерству о непознаваемости мира. Так волк мог бы рассуждать о несъедобности ягнят как таковых, глубокомысленно замечая, что пищеварению доступен лишь феномен, а вкус ягненка-в-себе нам неведом.