Прикладная мифология

В следующий раз я шла из научного центра в библиотеку, дошла до середины тоннеля, И гляжу, под самой лампочкой стоит моя бутылка из-под молока, отмытая дочиста, а под ней – салфеточка, в которую были завернуты бутерброды, постиранная и отглаженная. Бутылка аж сверкает. Я улыбнулась. Это значит, малыши мне так «спасибо» сказали. Я очень порадовалась и оставила в тоннеле квартовую бутылку молока, еще несколько яблок и каравай домашнего хлеба, сдобного, с кусочками сала – наш старый семейный рецепт. Мне пришло в голову, что у малыша, должно быть, есть родители. Если я сама всегда была готова остаться без обеда, лишь бы детки мои были сыты, как же изголодались мама и папа малыша!

Много дней прошло, прежде чем я снова повстречалась с ними. Бутылки мне каждый раз возвращали чистыми и оставляли так, чтобы я их непременно заметила. Я понимала, что за мной следят: по этим тоннелям ходила не я одна, однако же никто, кроме меня, ничего не видел и не слышал и бутылок моих не находил.

Вы можете спросить, как же я могла делиться едой с теми, кого никогда не видела, если мне приходилось урывать ее у своих детишек? Есть на свете люди, чьих сердец милосердие никогда не касалось. Я устроена на другой лад. Матушка мне всегда говорила, что ладони у человека открываются наружу, чтобы он мог делиться. Яблоки тогда стоили дешево. У мужа моей сестры была ферма недалеко от города, и он часто привозил мясо и другие продукты. А еще я очень экономная хозяйка и горжусь этим. Умею растянуть немногое надолго. Так что мне не составляло особого труда кормить три – я ведь думала, что их всего трое, – лишних рта.

Надо сказать, еду им поставляла не я одна, хотя и была единственной, кто делал это по доброй воле. Мои сотрудницы жаловались, что у них пропадают обеды. Все думали, что их воруют крысы. И пропажу продуктов из кладовок в общежитских столовых тоже приписывали крысам. Странного малыша, кроме меня, никто ни разу не видел.

И вот однажды ночью я постаралась побыстрее управиться с работой и наконец спустилась в тоннель, ведущий к библиотеке. Мне хотелось проверить, кто прав, я или мой муж. Может, мне это и вправду все приснилось? Я достала из корзины молоко, хлеб, яблоки и положила все это на свету. Но вместо того чтобы уйти, как обычно, я села рядом со своими приношениями и принялась ждать.

Вскоре мне показалось, что в темноте, неподалеку от меня, кто-то шепчется. Видно, мои малыши решали, стоит ли показаться своей благодетельнице.

– Выходите! – окликнула я. – Я вас не обижу!

И протянула раскрытые ладони, чтобы они видели, что никакого оружия у меня нет. В темноте снова послышался оживленный шепот, хотя сколько народа шепчется, я разобрать не могла. Наконец там кто-то зашевелился и на свет выступил мой давешний малец. А за ним – еще двое, мужчина и женщина, примерно на фут выше мальчика. У женщины волосы были иссиня-черные, как и у мальчишки, а у мужчины – морковно-рыжие. Одежда на них была латаная-перелатаная, как я и думала, и оба выглядели очень худыми и изголодавшимися, хотя, наверно, благодаря моей помощи они не так отощали, как могли бы.

Я во все глаза уставилась на мальчишку. Я видела его впервые за несколько недель, и теперь была очень рада: во-первых, я наконец-то убедилась, что мне и впрямь не померещилось, а во-вторых, потому что мои старания явно облегчили ему жизнь. Он был уже не такой тощий, как прежде, и, как это ни удивительно, чистенький-пречистенький! Рубашонка заштопана, мордашка умыта. Я так думаю, что мудрые малыши знали о том, что в эту ночь я буду их ждать, еще прежде, чем мне это самой пришло в голову. Мальчик уже не выглядел затравленным, как в нашу первую встречу, но взгляд у него все равно был упрямый – точь-в-точь как у моего младшенького. С характером вырастет паренек, если не собьется с пути. Я про себя посочувствовала его родителям. Мало того что им пришлось привести его в божеский вид – небось, им еще пришлось уговаривать его показаться!

Потом я посмотрела на самих родителей. Они были похожи на беженцев. На оборванных беженцев, спасающихся от чужой им войны и мечтающих лишь о том, чтобы их оставили в покое. Но что это за война? Откуда они взялись?

– Здравствуйте, – произнесла я. Мне показалось, что меня не поняли, поэтому я поздоровалась еще раз, сперва по-английски, потом по-немецки. Они по-прежнему молчали, поэтому я заговорила сама.

Я рассказала о своей семье, о детях и о муже. Говорила о своем детстве и о том, как приехала с родителями в Америку. Как я выросла, пошла в школу, потом на работу, как я познакомилась с мужем. И о том, как еще в детстве, в деревне, слушала сказки о таких, как они, о древнем мудром народе, искусном в ремеслах, творящем добро и зло как ему заблагорассудится. Наконец я пересказала одну из этих сказок, и тогда мужчина наконец заговорил.

– В ваших краях еще остался кто-нибудь из них? – с надеждой спросил он.

– Не знаю, – призналась я. – Самой мне их встречать не приходилось.

Я увидела, что он разочарован. Он не стал больше говорить на эту тему, а вместо этого спросил, очень серьезно: