Прикладная венерология

— У Марианны Витальевны не забалуешь, — вздохнула Фаина. — Кто не оправдал ее доверия, тот на своем месте надолго не задержится. Геннадьевну, конечно, жалко, чисто по-человечески. Она же не может на десять частей разорваться, чтобы у каждого врача над душой во время приема стоять. Но, если вдуматься, то она сама виновата. От Дроздовой давно надо было избавляться, потому что у нее кукушка набекрень съехала, не знаешь, какой сюрприз она тебе преподнесет…

— Если честно, то мне всех жаль — и Геннадьевну, и Дроздову, — признался Михаил. — Столько неприятностей на ровном месте…

— Хороший вы человек, Михаил Владиславович! — похвалила Фаина и вроде бы как всерьез, без ехидства.

Дроздова, написавшая заявление об увольнении по собственному желанию не принудительно, а добровольно и уволенная в тот же день, сидела дома и не отвечала на звонки. Михаил дважды пытался дозвониться до нее по мобильному — не чужой ведь человек, работали вместе, по городу гуляли — но Дроздова на звонки не отвечала. Тогда Михаил отправил ей ободряющую эсэмску, однако и на нее ответа тоже не получил. «Ну и ладно, не очень-то и хотелось», как говорил отец, когда кто-то из знакомых начинал избегать его общества.

— Раньше все было по-другому, — ворчала в коридоре санитарка Полина Тимофеевна, начавшая свой славный трудовой путь (пять почетных грамот и одна медаль) еще при Брежневе. В девяностые все брали деньги, не раздумывая. Был у нас венеролог Мокроусов, так тот в кабинете даже прейскурант вывесил, сколько ему за что платить, чтобы он остался доволен. Прейскурант этот недели две провисел, пока главному врачу на глаза не попался… А на собраниях врачи критиковали тех, кто цены ломает, берет за свои услуги меньше, чем другие. Это называлось «непротокольная часть». Так и говорили: «а теперь переходим к непротокольной части». Никого не боялись, потому что тогда была настоящая демократия. А сейчас что? Как можно судить человека за полторы тысячи? Жить страшно!

— А тебе-то что? — поддел кто-то из проходящих мимо медсестер. — Знай себе — маши тряпкой.

— Так мне тоже перепадало, не без этого. Раньше, бывало, скажешь кому: «Ну что же вы претесь, ног не вытирая? Я только полы вымыла!», а он тебе денюжку, компенсацию за моральный ущерб. Или посоветуешь кому нужного врача… Да мало ли за что отблагодарить могут, если хотят. А теперь что? Ты ему говоришь: «Куда ж ты прешь, ирод, по чистому в своих г…нодавах?». А он в ответ: «Мое дело — топтать, а твое — подтирать!»…

Неожиданно Михаила вызвала к себе заместитель главного врача по организационно-методической работе Жбанская, с которой за два года работы ни разу не пришлось общаться напрямую, да еще и с глазу на глаз. За выпученные глаза, круглое лицо, широкий рот и скверный характер, а также по созвучности фамилии, Жбанскую за глаза называли «Жабой». Заместитель главного врача по организационно-методической работе должен вести статистку, составлять планы, организовывать занятия, лекции и семинары, а также проводить инструктаж сотрудников. Но Жбанской этого было мало, и она постепенно превратилась в тень главного врача. Марианна Витальевна, не любившая «нудятину» (так она называла ежедневную рутину) охотно переложила на костлявые плечи Жбанской часть своих полномочий. Пятидесятисемилетняя Жбанская не представляла опасности для главного врача — такая не подсидит, потому что в пенсионном возрасте не повышают.

От встречи с Жабой Михаил ничего хорошего не ждал. В лучшем случае пропесочит за несвоевременную подачу отчетов или какие-то обнаруженные в них косяки. Возможно, начнет интересоваться приписками — уж не заполняет ли Михаил Владиславович «липовые» статистические талоны ради увеличения своей нагрузки? Михаил такими глупостями сроду не занимался, но девизом Жабы было правило доктора Хауса: «все врут», в том числе и в отчетах.