Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

На рассвете мы подошли к берегу, и Джим долго выбирал место, в котором можно было укрыть плот получше. А после он весь день вещи в узлы увязывал, чтобы мы могли сразу с плота сойти.

И следующей ночью, часов около десяти, мы увидели на левом берегу городские огни.

Я поплыл туда на челноке, выяснить, что это за город. И скоро увидел другой челнок, а в нем человека, ставившего перемет. Я подплыл к нему и спрашиваю:

— Мистер, это там не Кейро?

— Кейро? Нет. Спятил ты, что ли?

— А какой это город, мистер?

— Хочешь узнать какой, сплавай туда и спроси. А будешь приставать ко мне еще с полминуты, так схлопочешь то, что тебе не шибко понравится.

Я вернулся на плот. Джим ужасно расстроился, но я сказал, не беда, наверняка Кейро следующим городом будет.

Перед рассветом мы увидели еще один городок; я уж собрался плыть в него, да сообразил, что он стоит на высоком берегу. А Джим говорил, что вокруг Кейро берега низкие. Я просто забыл об этом. День мы провели на намывном острове, неподалеку от левого берега. Я уже заподозрил неладное. И Джим тоже. Я говорю:

— Может, мы мимо Кейро той ночью проплыли, в тумане.

А он говорит:

— Давай, не будем об этом, Гек. Бедным неграм ни в чем счастья нет. Это проделки той змеиной кожи, никак не иначе.

— Глаза бы мои ее не видели, Джим, пропади она пропадом!

— Твоей вины тут никакой нет, Гек, ты же не знал, что делаешь. Так и не кори себя.

А когда рассвело, мы увидели ближе к берегу чистую воду, принесенную Огайо, тут и сомневаться не в чем было, а дальше, к середине реки начиналась обычная для Миссисипи муть. Стало быть, о Кейро можно было забыть.

Обсудили мы, что нам дальше делать. Путь по берегу для нас был закрыт, идти на плоту против течения мы тоже не могли. Оставалось дождаться темноты, и начать подниматься вверх в челноке, а там будь что будет. Ну мы и проспали целый день в тополевых зарослях, чтобы сил набраться, потому что работа нас ожидала нелегкая, а как стало смеркаться, подошли к плоту, смотрим — челнока и след простыл.

Долгое время мы просто молчали. Да и о чем было говорить? Мы оба хорошо знали — это опять змеиная кожа поработала; так что от разговоров наших проку все равно никакого не будет. Только придираться друг к другу начнем, виноватого искать — ну и накликаем новую беду, да так оно и будет продолжаться, пока мы не научимся языки за зубами держать.

Впрочем, поговорить все же пришлось — о том, как нам теперь быть, и мы решили: самое для нас лучшее это продолжать плыть на плоту, пока не подвернется случай челнок купить, а после идти на нем вверх. Папаша-то, конечно, позаимствовал бы первый попавшийся, но мы этого делать не хотели, погони боялись.

Ну и, как только стемнело, поплыли мы дальше.

Если кто из вас так и не поверил, что со змеиной кожей лучше не связываться, — и это после всего, что она с нами натворила, — читайте дальше и поверите, потому как она еще и не то удумала.

Челноки продают обычно со стоящих на приколе у берега плотов. Однако мы за три с чем-то часа ни одного из них не увидели. Ну вот, а тем временем ночь как-то посерела, воздух словно сгустился, а это еще и похуже хуже тумана. Куда река поворачивает, не видать, расстояние от себя до чего-то другого оценить невозможно. Время было уже позднее, тихое и вдруг слышим мы: пароход по реке поднимается. Мы зажгли фонарь, думали — заметят его с парохода. Обычно пароходы, шедшие снизу, близко к нам не подходили, уклонялись в сторону, шли вдоль отмелей или под берегом, где течение послабее, но в ночи вроде этой перли прямо по коренной, против самого сильного течения.

Мы слышали, как колеса парохода бухают по воде, однако видеть его не видели, пока он совсем близко не оказался. И шел он прямо на нас. Они так часто делают, стараются пройти как можно ближе к плоту, не зацепив его, а бывает, что и кусок весла отхватывают, и тогда рулевой выставляет из рубки башку и гогочет от радости, как будто что умное сделал. Ну вот, шпарит он прямо на нас, и мы говорим друг другу, что это рулевому охота на волосок от плота пройти, но пароход все не меняет курса и не меняет. Большой такой, идет быстро, и смахивает на черную тучу, к которой с боков жуки-светляки прилепились; и вдруг он вырастает прямо на глазах, и страшный, длинный ряд открытых топочных дверец сверкает, точно докрасна раскаленные зубы, а носище его и леера нависают уже прямо над нашими головами. На пароходе поднимается крик, звонки в машинное отделение, стоп-машина, значит, нас хором обкладывают всякими словами, пар шипит, и едва мы успеваем прыгнуть в воду — Джим в одну сторону, я в другую, — как пароход проходит прямо по плоту.