Приключение космического путешественника

Если его жизнь будет подвергаться опасности в течение нескольких дней, то, обнаружив его, коллеги, вне всяких сомнений, будут обращаться с ним ласково и расхваливать его мужество. Наверно, даже и не спросят о причине аварии, ведь бережное отношение к человеку, которому пришлось пережить что-то ужасное или опасное для жизни, диктуется обычной вежливостью.

Если же его спасут через час-другой, то они, скорее всего, будут страшно на него злы. Никакие правила вежливости не помешают им попрекать его тем риском, на который они пошли ради его спасения, и требовать, чтобы он объяснил причины своего идиотского промаха.

Поэтому Барингтон одновременно и мечтал о благополучном возвращении на «Триумф-1», и радовался каждой лишней минуте, проведенной им в смертельной опасности и потому смягчающей злобу будущих избавителей и позволяющей ему этого будущего избавления не бояться.

Его размышления были прерваны тихим щелчком системы жизнеобеспечения. Внутри пневмопровода, проходившего справа от смотрового щитка, появился маленький зеленый крекер. Вслед за этим раздалось короткое бульканье, и прозрачная трубка слева от щитка наполнилась пенистой розовой жидкостью. Придя к выводу, что чем позже его спасут, тем лучше, Барингтон решил отложить обдумывание серьезных сторон своего положения на потом, а пока что насладиться ланчем.

Он носом открыл пневмопровод и ртом поймал выплывший оттуда крекер. Крекеры эти были переработанными отходами жизнедеятельности насельника скафандра, попадавшими из его тела в трубки разной толщины, каковые трубки были одним из самых неприятных элементов системы жизнеобеспечения. Вкус у крекеров был пресный и слегка медицинский. Розовый напиток, тоже из отходов, имел сладкий вкус с горьковатым оттенком, напоминавшим Барингтону о послевкусии грейпфрутового сока.

Он почувствовал себя беззаботно, как на пикнике, словно его злоключение было передышкой от всех тех заданий и распоряжений, которые на него бы свалились, если бы он благополучно починил внешнюю антенну и вернулся к рутинной работе. Он тщательно пережевывал крекер и упивался зрелищем звезд и пустоты. Когда он допил розовый напиток, ему стало совсем хорошо. Он замкнул шарниры скафандра и расслабленно вытянулся. После нескольких минут блаженного созерцания звезд затерянный во вселенной Арнольд Барингтон уснул.

Согласно его собственным подсчетам, Барингтон дрейфовал в космосе уже три месяца. В основе этой цифры лежало расписание его сна — каким бы неточным оно ни было, больше ему ориентироваться было не на что. Посчитав, что день истек, восковым карандашом, который он обнаружил во внутреннем кармане скафандра, он проводил на внутренней стороне щитка черту. Когда набиралось семь таких черточек, он стирал их большим пальцем и писал Н, что значило «неделя».

Эта изначально неточная система расшатывалась еще и тем, что под действием беспредельной скуки он убеждал себя иногда, что позабыл провести черту, и тогда добавлял один день, а иногда ему казалось, что он, наоборот, по рассеянности добавил лишнюю, и тогда он один день отнимал. Хуже того, из-за неудобного угла, под которым приходилось держать карандаш, его «Н» часто слипались, и подсчитывая недели, он не всегда мог понять, одно «Н» перед ним или два, и поэтому тоже приходилось так же наобум прибавлять или отнимать целые недели. Но поскольку его способ счета времени поглощал так много внимания в обстоятельствах, где мало чем еще было заняться, то он от этого способа отказываться не хотел.

Одно он знал точно: прошло достаточно времени, чтобы его коллеги не стали на него злиться, когда найдут. Теперь такая реакция стала совершенно непредставима. Теперь речь шла не о мелком производственном происшествии, а о чудом не случившейся трагедии, о каких Барингтон так часто слышал в новостях. Мальчик выжил после нападения акулы. Старик выжил после удара молнии. Он уже видел мысленно заголовок: Инженер выжил после трех месяцев в открытом космосе. Но если нападения акул и удары молний были делом довольно обычным и потому попадали в новости только в самый мертвый сезон, то его история была настоящей встречей с неведомым и попала бы в новости в любое время.

Если в первые три месяца он радовался каждому лишнему мгновению в космосе, потому что оно ослабляло будущую злобу его коллег, то теперь он думал, что каждое мгновение повышает градус внимания, предметом которого он станет, когда его спасут. Подсчитывая количество «Н» на внутренней стороне остекления, он словно измерял силу грядущего изумления публики. Наверное, это и была главная причина его стараний вести счет времени. При взгляде на неуклонно растущую серию букв «Н» ему казалось, что он принимает в нечаянном космическом путешествии не страдательное, а деятельное участие, словно он пошел на этот подвиг по собственной воле.