— О да, я была лицом «Этуаля». Знаете? Это такая большая компания по производству косметики. Они покупают твое лицо на три года, на эксклюзивной основе, конечно. Платят тебе
— А как?
Шу-Шу вынула сигарету из серебряной коробочки и зажгла ее до того, как Беннетт успел проявить галантность и поднести ей свечу. Она выдохнула дым в сторону сводчатого потолка.
— Я встретила Джулиана, когда моему контракту исполнилось шесть месяцев. Ему не понравилось, что я работаю.
— И что?
— А то, что он встретился с директорами «Этуаль».
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Он купил мой контракт.
Беннетт прикинул, что состояние По, должно быть, еще на несколько миллионов больше, чем он думал. Из собственного опыта он знал, что топ-модели с эксклюзивными контрактами зарабатывают в год кругленькие суммы с семью нулями.
— Кажется, он всегда получает, что хочет.
Шу-Шу без тени улыбки кивнула:
— Всегда.
Девушка-служанка убрала со стола, и к тому времени, как По вернулся в столовую, Беннетт уже покончил со свежим козьим сыром и грушами и с увлечением слушал рассказы Шу-Шу о ее бывших коллегах по модельному бизнесу. Выходило, что большинство из них находились в наркотической зависимости: некоторые от героина, а оставшиеся от своих парикмахеров и дерматологов.
По несколько секунд постоял, прислушиваясь к их разговору, затем посмотрел на часы:
— Дорогая, мне ужасно не хочется прерывать твой увлекательный рассказ о грешниках мира сего, но нам с мистером Беннеттом надо поговорить. — Он улыбнулся ей и провел кончиками пальцев по ее щеке. — Увидимся позже, договорились? — Он повернулся к Беннетту: — Пойдемте, нам будет удобнее в гостиной.
Беннетт встал, пропуская Шу-Шу к выходу.
— Передайте привет вашему дерматологу. Как его зовут? Случайно, не месье По?[30]
Она хихикнула:
— Спокойной ночи, мистер Беннетт. Надеюсь, мы еще увидимся.
По слегка поморщился от каламбура Беннетта и повел своего гостя по коридору обратно. В гостиной он помедлил у стоящего рядом с диваном столика:
— Кофе? Коньяк? Угощайтесь и, будьте любезны, сделайте мне то же, что и себе.
Пока Беннетт наливал кофе и разбирал пузатые бутыли коньяка, спрашивая себя, а есть ли на свете какое-нибудь дело, которое этот хозяин делает своими руками, По пересек комнату и вернулся, держа в руках большую коробку сигар.
— Курить будете? — спросил он. — Рекомендую. Это «Коиба» — любимые сигары Кастро до того, как он бросил эту вредную привычку.
— С удовольствием, — ответил Беннетт. — А что, их можно купить здесь?
— Не имею ни малейшего представления. К счастью, он присылает их мне с Кубы. Время от времени мы с ним сотрудничаем. Куба меняется на глазах. Что за интересное место! — Он отрезал кончики у двух сигар и протянул одну из них Беннетту.
Они уселись в кресла, стоящие у камина. Дымок сигар поднимался вверх, голубые колечки светились на фоне пламени камина, и Беннетта охватила приятная нега, особенно когда первый глоток коньяка скользнул в горло, растекаясь теплом в желудке.
— Последний вопрос, — произнес По. — Если мы действительно собираемся работать вместе, думаю, можно обойтись без формальностей. Я же не могу все время звать вас мистер Беннетт. Как ваше имя?
— А его у меня нет, — смущенно улыбнулся Беннетт и выпустил еще одно колечко дыма. — Вообще-то, конечно, есть, но я его не употребляю. Дурацкая идея моей матери. В школе все смеялись, так что я перестал на него отзываться.
— Дайте-ка угадаю… Что-нибудь итальянское?
— Луциано.
— Боже праведный, все понятно. Лучше я буду называть вас Беннетт. — По поставил свою рюмку на стол. — Хорошо. Ну-с, перейдем к делу. Я собираюсь нанять вас на работу, которая, строго говоря, не является таковой в привычном смысле этого слова, но из того, что я услышал о вашем прошлом, не думаю, что это вас серьезно обеспокоит. Не волнуйтесь — она не совсем нелегальна. По крайней мере, долгий тюремный срок вам не грозит.
4
— Существует любопытная статистика, — сказал По, — которая имеет непосредственное отношение к моему предложению. Представьте себе: около сорока процентов французов работают на государственной службе. Вы, конечно, понимаете, особенно если сами работали в Париже, что сие означает для честных трудяг вроде меня и вас.
Беннетт кивнул. Он прекрасно помнил лавины запутанных формуляров и многостраничных отчетов — он называл их «бумажным поносом», — угрюмый саботаж самоуверенных бюрократов и часы, убитые в душных, пыльных офисах за отбиванием налоговых атак на доходы его компании.
— Да, — произнес он. — Это, кстати, было одной из причин моего ухода. Мне казалось, что вскоре я окажусь погребенным под грудой отчетов и циркуляров.