— Отца на фронте убили, мать умерла, когда он был в восьмом классе. Стал жить у тетки. Она относилась к нему неплохо, получал он пенсию за отца, но все равно, конечно... Не хотел быть объектом великодушия. Не знаю, откуда Игореха об этом знает: Левка о таких вещах не распространяется. После армии он неожиданно для всех женился, переселился к жене, потом так же неожиданно развелся и начал вести этот свой пресловутый образ жизни.
— Давайте сюда! — крикнул Лев.
Надя поползла первой. Алик с трудом тянул за собой облепленный грязью моток веревки. Было очень тесно.
Лев сидел на краю колодца, около мокро блестевшего сталагмита. Он протянул руку.
— Веревку попрошу.
Надя, взявшись за сталагмит, посмотрела вниз.
— Глубоко?
— Метров пятнадцать. — Лев суетливо разматывал веревку.
Потом навязал на ее конец узел и надел его на сталагмит. Надя наблюдала за ним, прикусив губу.
— Вы пока посидите, — он пропустил веревку меж ног и через плечо. — Посмотрю, как здесь подъем, — начал спускаться.
— Пятнадцать метров — это пятиэтажный дом, — сказал Алик.
— В темноте не так страшно, — сказала Надя.
Это было как раз то, чего он боялся... Школьный зал, нетопленный и темный, потому что окна затянуты густыми сетками, и канат, висящий на ввинченном в потолок кольце, и хохот, когда он по нему лезет; он никогда не мог долезть даже до середины, руки дрожали, потели, в глазах темнело; он так хотел подняться еще хотя бы на метр! Учитель физкультуры тоже смеялся. Глядя в пол, Алик шел в строй. Ничего, вы еще узнаете, над кем смеялись! Он представлял, как знаменитым геологом приезжает в школу, и они все смотрят на него, а он идет, не замечая их, очень спокойный и очень уверенный, с очень красивой женщиной — своей женой. После каждого урока он чувствовал облегчение, но уже на другой день страх возвращался: он ждал следующего урока.
— Новое дело! — крикнул снизу Лев. — Раздваивается.
— Спускаться? — крикнула Надя.
— Там скользко, посередке. Осторожнее!
Первой спустилась — очень быстро — Надя.
— Бросайте костюмы! — крикнула она.
Гидрокостюмы были свернуты в бесформенный комок, Алик взял его под мышку и подполз к краю колодца. Далеко внизу светились сквозь поднимающийся пар две точки.
— Осторожно! — крикнул он.
Гидрокостюмы глухо бухнули о дно. Алик лег на живот, опустил ногу, нащупал уступ, встал и, перехватив веревку, посветил вниз. Недалеко был еще один хороший упор для ноги, и под ним еще несколько — вся стена была неровная, зубчатая, подошвы кед хорошо держали на ней, и он понял, что ничего страшного нет, и стал спускаться быстрее, не глядя, нащупывая выступы ногой.
Надя и Лев сидели на гидрокостюмах.
— Так что здесь такое? — спросил Алик. Он был доволен собой.
— Делиться придется, — сказала Надя. — Двое — сюда, в этот ход, он как будто основной, и один — сюда.
— Я сюда, — сказал Алик.
Два фонаря повернулись в его сторону. Лампочка Льва светила ярче.
— Наверно, я все-таки пойду, — сказал он.
— Мне хочется.
Луч Надиного фонаря скользнул по лицу Льва, опустился, и в круге света появились ее руки: она ногтями очищала от грязи стекла часов.
— Полседьмого. Встретимся тогда в семь, да? На этом месте.
Алик, нагнувшись, пошел по ходу. Ход был похож на белую трубу, полого поднимался, и Алик шел, упираясь в потолок плечами. Потом стало уже, и Алик пополз на боку по известняковой трухе.
Он оказался в маленькой куполообразной камере. Дальше хода не было, только в одном месте чернела дыра. Алик просунул туда фонарь.
Висящая в воздухе пыль рассеивала свет, и ничего не было видно. Он попытался просунуть фонарь дальше; фонарь, звякнув, ткнулся во что-то и потух. Зажигалка осталась возле костюма. Алик ощупал контакты, на ощупь переменил лампочку. Фонарь не загорелся. Перед глазами рябило, и Алику казалось, что он смутно видит очертания хода. Но он понимал, что это только кажется.
Он вытянул руки и, ощупывая стены, повернулся спиной к тупику, привстал и пошел назад. Добраться до колодца, там зажигалка, свечи... Он шел, втянув голову, шарил руками по потолку и стенам и все время ловил себя на том, что зачем-то зажмуривается.
Стало ниже, и Алик опустился в мягкую, перемешанную с каменными крошками пыль, пополз. Крошки колко вдавливались в колени и локти. Руки были теперь заняты, и, ударившись несколько раз головой, он надел каску, которую волочил по земле. Придвинулся к правой стене хода и, шурша плечом по сухому известняку, пополз вдоль нее, чтобы не терять направления. Стиснутые каской виски сразу заболели, шнур фонарика касался лица, щекотал. Ничего, уже не далеко, в колодце он снимет к черту эту каску, зажжет свечу и пойдет к Наде и Льву.