«…и еще: товарищ Ленин просит передать тебе, чтобы ты без промедления принялся готовиться в Академию Генерального Штаба. Он знает, что тебе несвойственна обстановка «учреждений». Ты не в состоянии дышать таким воздухом. Это вполне понятно. Словом, Ильич метит тебя в красные генералы. Жму руку будущему «вашему превосходительству…»
— Понимаешь, — сказал Камо, — я не предполагал, что Ленин знает меня так хорошо. Оказывается, я не знаю себя так. Я никогда не думал об академии и только после получения вот этого письма из Москвы осознал: академия и есть именно то, что больше всего мне подходит. И как это я сам до этого не додумался?..
— Ну, ну, ни пера тебе ни пуха… — сказал Котэ. — Учись, учись, а доказательства равенства равнобедренных треугольников не знаю… Геометрию никогда не учил.
Поздним июльским вечером 1922 года по Верийскому спуску, ведущему к Куре, двигался на велосипеде некий человек. Было душно и темно. Впереди, внизу, замирая от горячего воздуха, медленно ползла черная, пересыпанная огнями моста, река. Позади велосипеда, громыхая и качаясь, катился грузовой автомобиль. На середине спуска машина ускорила ход: шоферу показалось, что дорога свободна. Он дал скорость, всматриваясь в дрожащую и прыгающую в снопе света дорогу, и вдруг заметил, как в этом снопе, близко от машины появился силуэт велосипедиста. Шофер инстинктивно повернул руль, но было поздно: что-то внезапно толкнуло машину и подбросило ее вверх. Шофер мгновенно остановил машину и вгляделся во мрак. Стояла тишина. Только издали, откуда-то с другого берега Куры, доносился шум трамвая.
Шофер хотел уже трогать, как вдруг услышал слабый стон. Тогда он сошел с машины и увидел, что у дороги валяется велосипед, а недалеко от него лежит человек, уткнувшийся лицом в пыльную дорогу.
Через десять минут велосипедист был доставлен в ближайшую больницу, а еще через два часа врач, оказавший первую помощь пострадавшему, доложил члену Совнаркома, спешно прибывшему с какого-то заседания, что положение раздавленного безнадежно, пульс прекращается и что человек, которого записали в книге больницы под фамилией Камо, умирает…
Дмитрий Морозов, Александр Поляков
ДОНЧЕКА ДОКЛАДЫВАЕТ…
1. Москва вызывает Ростов
В этот час над заснеженными просторами России только что начал заниматься неторопливый мартовский рассвет. Холодный и влажный ветер завывал над полями, белил хмурые, утонувшие во мгле села, заворачивал в спящие чутким сном города, теребя на стенах домов обрывки приказов и распоряжений бесчисленных комендантов и штабов прошлых лет.
Шел март 1921 года — первая сравнительно мирная весна огромной опустошенной войнами страны. Разбит Колчак, бежал за границу под крыло Антанты генерал Деникин, опрокинут в море барон Врангель, но еще гремят то там, то здесь выстрелы, еще скачут в ночной тьме по тайным дорогам кулацкие банды. Врываются нежданной бедой в села.
И опять земля через осевший мартовский снег принимает в себя горячую алую кровь, давшую цвет знамени нового, небывалого в истории государства.
В предрассветной тишине на мартовском тревожном ветру гудят басовыми аккордами телеграфные провода. Со всех концов страны, еще только просыпающейся к новому дню, тянутся они в древнюю, но озаренную теперь иным светом Москву. Там — Ленин…
Провода бегут из Москвы на юг вдоль железной дороги, мимо сожженных станций и поселков, и, неслышная посторонним, звучит в них, как биение пульса, телеграфная дробь. Москва вызывает Ростов-на-Дону. Разговор по прямому проводу. Торопливые буквы, наскакивая одна на другую, ложатся на узкую бумажную ленту, сбегающую с плоской катушки: