Приключения 1972-1973

– Брат, если будет: все хорошо, сам найду для тебя коня. А этого жеребца я и Худайберды не уступил. Тоскует он без меня… – И, выехав уже на улицу, обернулся и крикнул мне: – Эй, милиция! Большое дело сделал! Не забуду твою доброту. Ураз еще покажет себя, да!

И погнал коня.

Но не получилось так, как хотел Ураз, как хотел Джура. То, что произошло в Чадаке, свинцовой тяжестью легло на мою душу.

Когда мы с Джурой и с нами отряд милиционеров вошли в Чадак, мы увидели у крайних домов двадцать один труп. Двадцать басмачей лежали, расстрелянные, и с ними Ураз.

Случилось это так: узнав от Зубова о предполагавшейся засаде, член Кокандского ревкома Саидхан Мухтаров лично возглавил продотряд. Когда они подошли к Чадаку, навстречу вышел Ураз. «Двадцать джигитов Худайберды согласны сдаться красным, Зубов знает, а Джура‑милиция уже выехал сюда с отрядом принять пленных», – вот что сказал Ураз Мухтарову. Мухтаров распорядился, чтобы басмачи вышли и сдали ему оружие и коней. Басмачи согласились. Как Ураз уговорил их сдаться – никто уже не расскажет. Когда басмачи остались без оружия, Мухтаров приказал связать их; связали и Ураза.

– Что ты делаешь! – возмутился Ураз. – Мы же добровольно перешли к вам!..

В ответ Мухтаров хлестнул его нагайкой по лицу.

И тут только Ураз узнал в нем человека, которого угощал Худайберды. Но было поздно…

Обо всем этом услышал я через шесть лет, когда Мухтарова нашли и арестовали.

А мы – мы опоздали на час. Боясь разоблачения, Мухтаров расстрелял всех пленных.

Это была настоящая беда. И те басмачи, что колебались и могли бы уйти от Худайберды, теперь становились нашими заклятыми врагами.

– Ты предатель! – кричал Джура в лицо Мухтарову. – Судить тебя будут, я добьюсь!

– Попробуй! – равнодушно отвечал Мухтаров. – Попробуй, но что это даст? Правильно я сделал! Они хитростью хотели взять нас, но мы их опередили. А кто поверит тебе, полумулле, двадцать лет жил где‑то в чужой земле, неизвестно чем занимался, а потом втерся в ряды большевиков!

Джура побелел от гнева.

– Возвращайтесь и передайте Зубову, что Кокандский ревком выражает вам благодарность за своевременную помощь… – распорядился Мухтаров.

Жители кишлака помогли нам похоронить убитых. Потом мы молча двинулись к Алмалыку, но, едва отъехали, Джура заставил меня вернуться:

– Стой! Надо забрать у них коня Ураза! Догони их!

Мухтаров не стал спорить, отдал гнедого.

Когда я вернулся к своим, Джура глянул на осиротевшего жеребца и сказал только:

– Хороший человек был Ураз. Те джигиты тоже стали бы хорошими людьми… – И больше до самого Алмалыка не проронил ни слова.

На следующий день я увидел – Джура собирается в дорогу. Еще прежде Зубов составил и отослал в Ташкент рапорт, где обвинял Мухтарова в убийстве басмачей, согласных сдаться властям.

Пришел Натан. В лице, в глазах печаль.

– Товарищ начальник, возьмите, Ураз оставил у меня… – и протянул Джуре маленький мешочек. По щекам Натана скатились две слезинки. – Как умер, а? Пусть земля ему будет пухом!

В мешочке было несколько серебряных колечек, серьги, два золотых браслета.

– Это все… – горько вздохнул Натан. – Все, что осталось от него. Я не успел продать…

Джура передал мешочек мне, сам оседлал коня. Натан все это время тихо стоял рядом с опущенной головой. Потом не выдержал:

– Товарищ начальник, что со мной будет?

Джура не понял вопроса, пожал плечами.

– Всей душой умоляю, товарищ начальник, не отправляйте в Сибирь! У меня даже ватника нет дома, был, да жена ребятишкам безрукавки сделала!

– Какая Сибирь, Натан, что за ватник?

Я тоже ничего не понимал.

– А разве вы меня не посадите?

– А за что, Натан?

– Ну все же… Предавая: ворованные вещи… Помогал внутреннему врагу… Вы же понимаете, товарищ начальник, жить‑то надо!

– Иди, работай спокойно. Никто не собирается сажать тебя, – ответил Джура.

– Ах, долгой жизни я вам желаю, товарищ начальник, очень долгой… – Натан снова заплакал. – Если не от меня, то от аллаха… – он запнулся, – хочу сказать, от государства воздастся вам за благодеяние.

– Сабир, – сказав Джура, – составь опись, и пусть Натан распишется…

– Спасибо, спасибо, ах, товарищ начальник… Не успел продать…

Я повел Натана к себе, составил акт о передаче в милицию награбленных вещей. Золотые браслеты были из тех, о которых говорила певица Уктам. Прав оказался Зубов: вернули‑таки золото.

Джуры не было три дня. Зубов сказал, что он уехал в Бештерак. На четвертый день я ехал с милиционерами на стрельбище и увидел далеко на дороге двух конных. Одного сразу узнал по посадке – Джура. А когда приблизились, узнал и второго: это была жена Ураза. Ребенка Джура держал на руках.

VII