– Ты подсказал мне одну мысль, сынок! Нет, мы не будем сейчас же расстреливать ни господина министра, ни русского журналиста, они нам, пожалуй, еще пригодятся. Хотя бы… в качестве заложников, а?
Майк вяло вытянулся. Все, что происходило, виделось ему будто в тумане. Он, Майк, выдал беззащитного человека в руки убийц. И Елена узнает об этом. Она же просила его молчать, а он…
Он назвал имя Гвено, стараясь любым способом выиграть время, дать Елене и ее отцу хотя бы две‑три лишние минуты. Но теперь уже поздно рассуждать об этом.
– Капитан Браун! – словно издалека донесся до него голос Хора. – Возьмите господина, министра и господина журналиста и заприте их в гараж. А с мальчишкой я еще потолкую.
Гвено и Корнев стояли рядом, плечом к плечу.
– Держись, Жека, – сказал Корнев и, обернувшись к Хору, предупредил его спокойным, уверенным голосом: – Если с парнем что‑нибудь случится…
– Вы слышите, Хор? – твердо произнес Гвено. – Вы мне ответите за жизнь Джина Корнева собственной головой!
– Слишком многие хотят, чтобы я расплатился с ними именно этим столь ценимым мною самим предметом, – усмехнулся Хор в ответ. Но лишь дверь за пленниками закрылась, Евгений увидел перед собою искаженное ненавистью лицо немца.
В холле их теперь было лишь трое: Евгений, Хор и Аде, молчаливо стоящий за креслом майора.
– Подойди сюда., – Хор смотрев на Евгения пустым, холодным взглядом. – Значит, ты меня не боишься?
Ноги Евгения вдруг стали свинцовыми, тело оцепенело, казалось чужим.
Ливень прекратился, и наступила тишина.
Хор говорил тихо‑тихо, почти беззвучно:
– Я бы сам расстрелял тебя…
Лицо его стало бесстрастным.
– Аде! Выведи его… к лагуне!
Хор пристально всматривался в лицо Евгения, стараясь найти в нем страх. А юноша, упрямо склонив голову, шагнул к двери‑
…Через несколько минут над лагуной разорвалась короткая автоматная очередь.
…Елена почувствовала резкий толчок – не удержалась на ногах и упала в траву лицом вперед на вытянутые руки. И сейчас же услышала стон.
Отец лежал на боку, подвернув левую ноту, и тщетно пытался подняться: каждое движение причиняло ему боль.
– Нога… – сказал он.
– Папа!
Девушка вскочила, подбежала к отцу. Он оперся на ее плечо, с трудом встал.
– Не везет… как всегда, – попытался улыбнуться он.
И в этот момент по ту сторону забора послышались крики, треск ломающихся ветвей и шум борьбы.
– Джина схватили, – вырвалось у Елены. – Я вернусь туда! – девушка решительно кивнула в сторону виллы. – Это все из‑за меня…
– Нет, – покачал головой отец. – Беги! Беги, дочка, сейчас все зависит от тебя…
– А ты?
– Мне не привыкать, – Мангакис старался говорить как можно спокойнее.
Елена оглянулась. Вокруг стояла высокая густая трава.
– Пошли, – решительно сказала девушка.
– Беги, – задыхаясь, повторил Мангакис. – Они не пощадят тебя…
– Держись за шею, – приказала девушка. – Я потащу…
Ливень, обрушившийся на них, был словно небесное благословение. В секунду они оказались промокшими – холодный водопад, казалось, закипал на разгоряченной коже. Дышать стало легче, и оба судорожно глотали воду, хлещущую прямо в лицо.
Они пересекли шоссе. Ливень прекратился.
Девушка упала на колени: сил больше не было.
– А теперь… оставь меня и беги… к Кэндалу…
Голос отца умолял, Елена никогда не слышала его таким.
– Приведи солдат, милиционеров, кого хочешь. Ведь там… ведь на вилле остались…
Он недоговорил.
Елена встала, всей грудью вобрала воздух и побежала по шоссе. Она не пряталась – мысль об этом не пришла в голову, она бежала изо всех сил, и сердце ее стучало: скорее, скорее, скорее…
– Стой!
Какая‑то тень вдруг метнулась ей наперерез из кювета. Крепкие руки схватили ее…
– Пустите! – испуганно закричала Елена.
– Ого! – послышался удивленный голос, и сейчас же она почувствовала, что ее отпустили. Вокруг нее стояли, люди в маскировочных куртках десантников, настороженные, с автоматами наизготовку.
Человек, державший ее, отступил на шаг, потер себе щеку.
– Кто вы? – спросила Елена.
Человек, терший щеку, нажал кнопку фонарика, висевшего у него на груди, и широкий круг синего рассеянного света окутал девушку с головы до ног.
– Мисс Мангакис? Дочь экономического советника?
– А вы?
Голос человека с фонарем был знаком Елене.
– Я Кэндал.
– Мистер Кэндал?
Да, теперь Елена определенно вспомнила этот голос: Кэндала она часто видела в городе, он как‑то раз даже заезжал к ее отцу. В городе Кэндал был популярен.
Все знали, что Кэндал – не его настоящее имя. В переводе с английского это означало «свеча». Как же его звали в действительности – не знал никто. Даже в Анголе, в португальской тюрьме, где он очутился в четырнадцать лет за участие в забастовке сельскохозяйственных рабочих, уже и тогда его знали под именем «Кэндал».
Сейчас ему было лет тридцать шесть – тридцать восемь. У него была густая, черная, с легкой проседью борода, закрывавшая всю нижнюю часть его широкого, круглого лица. Большие и очень живые глаза все время лукаво блестели. Он любил пересыпать свою речь шутками, пословицами и поговорками, и казалось, что у него вообще не может быть дурного настроения.