Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)

Почему я говорил Уразу, что умерла жена Аппанбая? Помню ее и помню, как умерла, — с неделю всего и похворала. А я уже с тебя вырос, семнадцать минуло. Жена Аппанбая была даже грамотной, хотя и злая очень. Своих детей учила сама, а я слушал и тоже понемногу ума набирался. Так научился читать и писать.

Когда она умерла, бай не взял новую жену, а эта жена на моей памяти была у него единственной, не как у других богатых людей. Стар он был уже — семь десятков минуло. А может, имущество не хотел делить, все детям оставлял. Кто его знает… Помню еще — ходил он, покривившись на левый бок: до смерти любил бай козлодрание, сам раньше участвовал и где-то в Туркестане упал с лошади, сломал себе несколько ребер… Так и остался он жить один, старый скособоченный бай: новой жены не взял, а после годовщины смерти старой выдал дочь замуж в Фергану, сына женил и отправил в Ташкент, слуги постепенно разбрелись кто куда, и остались в большом байском доме мы с ним вдвоем: я прислуживал ему, а он не выходил на люди и, все книжки читал… Хозяйство свое большое передал сыну.

Однажды утром бай позвал меня и сказал ласковые слова:

«Джурабай, сынок. Отец твой хорошо служил мне, мать тоже. Да будет земля им пухом! И тобой я тоже доволен. — Я испугался, понял так: прогонит сейчас меня бай, а у меня ни дома, ни близких, ни денег, и не выезжал я никуда, кроме как сопровождая своего бая в недалеких поездках… Куда пойду, что есть буду, где голову приклонить смогу? Но, оказалось, ошибся я: речь бай повел о другом. — Вырос ты уже. Сколько ж тебе лет?»

«Семнадцать, бай-ата».

«Смотри, какой молодец! — обрадовался бай: чем-то я ему угодил. — Молодец, сынок! В семнадцать я уже был отцом. Теперь и тебя хочу женить. Что скажешь на это?»

Что я мог сказать, привыкший не прекословить баю? Опустил в смущении голову и молчал.

«Я так и знал, что ты согласен! — засмеялся бай. — Ну теперь иди, занимайся своими делами, а я, когда надо будет, распоряжусь».

Через неделю мулла совершил свадебный обряд; лицо жены моей было скрыто под волосяной сеткой — чачваном, и я так и не видел ее, пока мы не остались одни в комнате, выделенной нам баем в своем доме; если бы жена моя вышла из комнаты, я не смог бы отыскать ее среди других женщин.

И вот мы — моя жена и я — сидим, в разных углах и не знаем, о чем говорить.

Я сказал «жена», но на самом деле это был живой дрожащий комок под цветастым платком — ни лица, ни фигуры не разглядеть. Наконец я спросил, от смущения голос мой звучал сердито:

«Как тебя зовут?»

Жена что-то прошептала, я не расслышал и переспросил, подойдя к ней ближе.

«Ортикбуш…» — Голосок ее звучал нежно, и. я порадовался этому — нежно со мной еще никто никогда не говорил» но тут же, сообразив, что именно означает ее имя («ортик» значило «лишнее»), спросил брезгливо:

«Почему так назвали? Что на тебе — нарост какой-нибудь?»

Жена задрожала в испуге и склонила голову, что означало «да».

«Покажи», — сказал я и легонько толкнул ее в плечо.

Жена выпростала из-под платка руку, и я стал разглядывать: смуглая, на запястье тонкий серебристый браслет, а у мизинца я увидел маленький бугорок — нарост величиной с фасоль. Я успокоился.

«Это, да?»

Жена закивала головой.

«А я уж подумал, что у тебя два носа! — засмеялся я облегченно и несильно потянул за платок: — Сними, посмотрю на тебя».

«Нет, нет!» — быстро и испуганно прошептала Ортик- буш и еще туже завернулась в платок, и руку убрала.

«Что ж ты делаешь? — удивился я. — Боишься? Бояться чужих надо, а я ведь муж твой, Джура меня зовут».

ад… я знаю… Только… вы бросите меня», — жалобно ответила Ортик и всхлипнула.

«Ты что, сумасшедшая, да? Почему так думаешь? Й я же не байский сын, чтоб иметь четырех жен…»

«Вы не знаете обо мне… Бай-ата не сказал вам… Он в хадж собирается, и вас с собой берет…»

Новость ошеломила меня. В хадж — значит в Мекку? Бай-ата собрался поклониться святым местам? Такая поездка могла растянуться на годы, это я понимал. И почему бай иичего не сказал мне, а Ортик знает? Но задумываться над этим я не стал, а решив, что особенного худа от такого путешествия произойти не может, наоборот, это счастье выпало мне — посетить святые места, носить потом зеленую чалму и пользоваться уважением и почетом среди людей, — начал успокаивать жену:

«Ну и что ж такого? Отправлюсь в хадж с баем-ата, с ним и вернусь, не пропаду. Ты что — боишься, что не дождешься меня?»

«Нет. Сколько скажете — буду ждать».

«Так чего же плачешь?»

«Привезете из хаджа еще жену».

Я рассмеялся от души.

«Вот это сказала. Ну ты действительно сумасшедшая! Как же возьму вторую, зачем мне, если и тебя не знаю как прокормить!»

От этих слов Ортик успокоилась, перестала всхлипывать и сама подняла платок, открыла лицо. Я ахнул — такой она показалась мне красивой. Много ли я видел женских лиц, не закрытых чачваном? Сколько времени прошло с тех пор, считай сам, идет мне сорок первый… Многое забыл и лица ее ясно не помню… Но голос и глаза — будто сейчас она рядом… Знаешь, как у овцы, — круглые, добрые, доверчивые, только заплаканные…