Приключения 1975

Раздражение Сома помешало ему заметить странное поведение напарника — Пройдоха вздрагивал от шорохов и не выпускал из рук рукоятку пистолета. Уши у него стали белыми, как у африканского слона.

Минут в пятнадцать седьмого вдоль забора к воротам прошел Комацу в сопровождении начальника отряда охраны: последняя проверка постов перед приездом самых главных участников совещания. Сом и Пройдоха издалека увидели их. Пройдоха нырнул под ветки смоковницы. Его, как пеплом, осыпало умирающими осами. Он вынул из-за пояса пистолет, проверил обойму, дослал патрон в патронник и поставил оружие на предохранитель.

И вот показалась женщина в сопровождении того же Комацу и еще двух мужчин, европейцев. Один из них был лысый с янтарными глазами. Пройдоха узнал его — с этим янки он встречался, когда с господином Фу ездил на остров. Второй европеец шел с «прямым позвоночником», делая отмашку правой рукой, точно левой придерживал эфес парадного клинка.

— Симпатичная бабенка! — произнес Сом. — С кем это она?

— А может, они с ней? — несмело отозвался Пройдоха, догадываясь, кем могла быть эта моложавая женщина с аккуратной короткой европейской прической. Она была, как и Сом, в темных огромных очках, длинное платье-халат с глубоким разрезом, идущим почти от бедра, оголяло ее стройную смуглую ногу в тонком чулке. Она что-то весело говорила мужчинам, а те шли серьезные, как доктора к операционному столу. Это и была мадам Вонг.

О чем совещались «рыцари удачи» Южно-Китайского моря в доме около памятника поэту, я не знаю. Можно только строить всевозможные предположения. Конечно, они собрались не для того, чтобы обсудить вопрос о выведении нового сорта хризантем.

На первый взгляд странно, что состав сборища был слишком пестрым, эмиссары Мао встретились за банкетным столом с пиратами, подозрительными американцами, не то хозяевами, не то агентами китайских националистов с Формозы, но так кажется лишь на первый взгляд. Пекинские газеты искренне шлют проклятия, когда это касается лишь вопроса взаимоотношений с великим северным соседом. Здесь, в Макао, они вели диаметрально противоположную политику, прикрытую с континента словесной завесой левацких лозунгов и цитат «Великого кормчего». Хотя бы тот факт, что самый богатый человек Макао, «проклятый империалист», господин Лобо был одновременно и товарищем Хо Ином, членом Пекинского правительства, объяснял многое, если не все.

Фабрика господина Фу по производству героина, замаскированная под вывеской «Автомастерская», работала на сырье, доставленном с континента, известном на весь мир сырце опиума марки «999», добываемом на плантациях мака в коммунах и концлагерях, «школах 7 мая», обширной и богатейшей провинции Юньнань. Интерпол в данном случае был бессилен. Португальские власти и англичане в Гонконге, молчаливо оберегая статус-кво, делали вид, что не знали об этом совещании. Больше того, их тайные полиции наверняка блокировали журналистов. И если бы исчез журналист — британский подданный, официальные власти набрали бы в рот воды, и никто не вызывал бы по рации «корабли мести Ее Величества».

Пройдоха не ждал конца совещания. Он подошел к забору, никем не замеченный, перелез через забор и очутился в тесном глухом переулке: он принял самое правильное решение — скрыться, пока правая рука мадам Вонг — Комацу не вспомнил о том, где он видел молодого вьетнамца.

Ке шел по переулку, сжимая пистолет со снятым предохранителем. Переулок казался бесконечным. Пройдоха пробирался вдоль высоких заборов. К его счастью, наступила скоропостижная южная ночь, и он вскоре оказался в потоке темноты, которая текла по переулку, как горная река по дну ущелья.

Главное — выскочить на оживленную улицу. Вполне возможно, внешний пост находился при выходе из переулка, и если там окажутся незнакомые охранники, это могло окончиться для беглеца трагически. Сзади послышался шум мотоцикла. Ке поднял пистолет… Его ослепил луч света, и он уже было выстрелил по фарам, как услышал знакомый голос:

— Это я! Не смей стрелять!

На мотоцикле сидела Дженни, дочка господина Фу. Она сидела верхом на мотоцикле, как амазонка на степном скакуне. И по тому, как она стала выплевывать из себя мужские ругательства, Ке сообразил, что девчонка разъярена.

— Надоели вы мне! — кричала Дженни. — Я вас ненавижу! Я бы вас… Утопила бы… Ненавижу! Пропусти! И не приеду… Так и передай отцу. Уехала, и все! Пойду в стюардессы, пойду в пятидесятки![21]

— Не кричи! — успокаивал ее Пройдоха, прислушиваясь к шорохам в темноте. — Куда ты мчишься? Тихо!

— Я хочу орать и буду орать! — кричала Дженни. — Хоть убей. Я презираю вас!