Приключения 1977

…Камо освободила Февральская революция. Как раз тогда, когда он чуть было не осуществил свой очередной побег. «Не везет мне последнее время, — с досадой говорил он друзьям. — То Романовы освобождают, то Керенский, как будто их кто-то просит, как будто я уже сам себя освободить не могу».

«…А ОН, МЯТЕЖНЫЙ…»

Корабль подходил к Константинополю. Все отчетливее вырисовывались голубые минареты, все громче шумел порт… Камо в элегантном костюме спустился по трапу первым. Его уже ждал связной. Они быстро оформили документы и наняли амбалов[14] для переноски багажа — десяти больших, крепко сбитых ящиков.

— Кажется, все в порядке, — сказал связной.

Камо не успел ответить: к ним подходил таможенник.

Дело принимало скверный оборот. Турок настаивал на досмотре, требовал показать содержимое ящиков.

— Какой досмотр?! — яростно жестикулируя, кричал Камо по-турецки. — Я транзитный пассажир. Это нарушение международного права.

Но на таможенника это не производило никакого впечатления. Он флегматично сопел, хитро поблескивали его заплывшие жиром глаза.

— Хорошо, — сказал Камо. — Хорошо. Вы можете вскрыть ящики. Но я требую, чтобы это было сделано в Главном полицейском управлении.

Турок немного удивился, но кивнул головой.

Багаж доставили в полицию. Ящики вскрыли. В них лежали винтовки, гранаты, маузеры. Потрясенные турки молча переглядывались. Камо же спокойно расположился в кресле. Можно было подумать, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения.

— Кто вы такой? — спросил шеф полиции. — Для кого везете оружие?

Камо медленно приподнялся, скользнул взглядом по присутствующим и ответил:

— Пусть нас оставят вдвоем.

Через час Камо был доставлен в роскошный константинопольский отель. Его постели мог позавидовать сам турецкий султан, блюда, которые приносили ему в номер, были мечтой самого утонченного гурмана. Дважды его навещал шеф полиции. Извиняющимся тоном он просил понять действия полиции, смущенно бормотал о конспирации и международной политике, уверял, что через неделю багаж будет доставлен по адресу.

Потом Камо принял для беседы министр внутренних дел Турции. Князь Иване Зоидзе — он же Камо — рассказывал министру о структуре влиятельной грузинской тайной организации, которая подготавливала восстание против Российской империи. Зоидзе несколько раз подчеркнул, что цель организации — отделение Грузии от России и ее дальнейшее существование под протекторатом Турции. Он намекнул, что грузинские федералисты в случае русско-турецкой войны могли бы оказать значительную помощь турецким войскам, и заключил, что будущая Грузия не мыслит жизни без поддержки своего великого южного соседа.

Министр еле сдерживал ликование. Он думал о фуроре, который произведет его сообщение на предстоящем заседании кабинета.

— Вы можете не сомневаться, князь, в дружеском расположении Турции, — сказал он Камо. — Поверьте, это не просто слова. Мы будем оказывать вам всю возможную помощь. Пока тайно, разумеется. Сообщайте нам о каждом вашем приезде и маршруте следования, чтобы не было недоразумений с багажом. Передайте мои поздравления вашим руководителям…

Вечером того же дня Камо ехал в Афины. Настроение у него было приподнятое. Он любил, когда удавались его импровизации. В такие моменты Камо гордился собой. В Греции, Македонии, Болгарии он скупал оружие якобы для снабжения им угнетенного христианского населения Турции. Местные власти не только не чинили ему препятствий, но иногда даже и помогали. В Турции же он выдал себя за одного из мифических руководителей не менее мифической организации — и турки, в свою очередь, клюнули на эту приманку…

Камо стало очень весело. Он представил, как будет рассказывать обо всем происшедшем Ленину, как Ильич с Надеждой Константиновной будут смеяться, слушая его рассказ. Не в состоянии более сдерживать обуревающие его чувства, Камо вышел в коридор. В окно виделся Босфор. Держась обеими руками за решетку окна, Камо громко читал по-русски строки из любимого лермонтовского стихотворения:

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой.

— Вам что-нибудь нужно? — спросил вошедший турок-проводник. — Вы что-то говорили.

— Это я про себя. Мне ничего не нужно, — ответил Камо.

Поезд шел к Афинам. И всю ночь Камо стоял у окна. Слишком хорошо было на душе — и потому не спалось.

МАТЬ

Весть о злодейском убийстве 26 бакинских комиссаров потрясла Камо до глубины души. Близкие, дружеские отношения связывали его со Степаном Шаумяном, с Алешей Джапаридзе, с Ваней Фиолетовым и многими другими. Камо выглядел в эти дни потерянным, мрачным.

И именно тогда товарищи поручили Камо сообщить о гибели Шаумяна его матери.

— Ты знаешь ее, ты знаешь всю семью, ты дружил со Степаном Георгиевичем… Это твой долг, Камо, — сказали они ему.

Камо не спорил. Он молча согласился, кивнул головой.