Приключения 1977

Взглянул Федор на моториста и обмер: Гришка Шелапухин, моторист с корабельного катера, ворюга и доносчик, не раз битый матросами. Хотели его даже под килем корабля на конце продернуть и, кажется, зря этого не сделали. И надо же ему уцелеть во всех передрягах войны да еще и очутиться на этом катере!

А мичман уже нацелился острым взглядом на Федора.

— Значит, и твоя фамилия Луценко?

— Так точно, ваше благородие! Бывший гальванер минной дивизии, уволен по чистой после ранения и контузии при постановке мин у Босфора.

— Так кто он? — повернулся мичман к мотористу.

— Комендор с линкора «Император Александр III», ваше благородие, Федор Бакай. Дружок того большевика Гордиенко и сам такой же. Я его хорошо знаю.

— Что ты на это скажешь?

— Врет он, ваше благородие, путает меня с кем-то. Я, ваше благородие, — напуская на себя простецкий вид, заговорил Федор, — в минной дивизии служил. От их превосходительства князя Трубецкого не раз благодарности получал, и каждый раз с матюками…

Мичман невольно улыбнулся: начальник минной дивизии князь Трубецкой был известным во флоте матерщинником, из трех слов, сказанных им, два — непечатных.

— Вы же знаете, когда он матроса матюкает, значит, доволен. Это у него вроде медали. А Сашу Гордиенко я знал. Большевик он или нет, мне неизвестно, но на Зеленую горку к девчатам вместе ходили… Обожди, обожди, — Федор пристально посмотрел на моториста, — это не тебе ли мы у Саввишны таску дали? Была, ваше благородие, на Зеленой горке одна веселая вдова, самогоночкой подторговывала. Вот однажды этот тип напился на дармовщинку да еще в драку полез. Ну и… А теперь, вишь, он счеты сводить вздумал!..

Федор импровизировал так убедительно, что лицо мичмана смягчилось, на нем появилась невольная улыбка. Казалось, вышло хорошо, но моторист не выдержал:

— Да врет все он!.. Тогда на митинге…

— А теперь я белобилетник, — не обращая внимания, говорил Федор. — Еще линкор и построен не был, как я у Босфора вот эту отметину получил. — И, подняв рубаху, он показал широкий, тянущийся через живот и грудь шрам. — Четырех ребер нет, по чистой демобилизован. Рыбачу с тех пор, сандольщик. Вот и сандоль со мной. — И он поднял со дна шаланды тяжеленный двухсаженный гарпун. И в голову его мгновенно пришло решение.

— Вот смотрите! — И он силой метнул сандоль, целясь мичману чуть ниже и левее третьей сверху пуговицы кителя. Мичман рухнул, даже не охнув. Стоявший рядом с ним кондуктор рванулся было к пулемету, но Игнат Фомич опередил его, и звук выстрела в этом всеобщем напряжении прозвучал совсем негромко.

А моторист побелел, ухватился за борта обеими руками и лепетал:

— Я ничего… Я ни при чем… Служба такая…

— Что с ним делать? — спросил рыбак. — За борт?

— Будем судить. Учитывая чрезвычайные обстоятельства, я беру на себя обязанности председателя Военного революционного трибунала, а вас назначаю членами, — сказал Игнат Фомич. Говорил он как будто спокойно, негромко, обычным тоном, но в его голосе слышались повелительные нотки. — Перед судом ревтрибунала предстоит служащий врангелевского флота… Как фамилия?

— Ше… Ше…

— Григорий Шелапухин, — сказал за него Федор.

— …Обвиняемый в предательстве интересов трудящихся. По совокупности преступления Григорий Шелапухин приговаривается к смертной казни через расстреляние. Каково мнение членов ревтриба?

— Утвердить!..

— Вам, — повернулся Игнат Фомич к Алексею, — по прибытии в расположение Красной Армии составить протокол по всей форме и представить командованию. Приговор привести в исполнение немедленно!

— Разрешите ему задать один вопрос? — попросил Федор. — Ты тут говорил о Гордиенко. Где он, что с ним?

— Б-бежал с корабля… Подговаривал людей, чтобы корабль захватить и увести к красным. Узнали об этом… Гордиенко успел исчезнуть…

Бакай не выдержал:

— Предал кто-то. Наверное, такой же гад, как и ты… Нет у меня больше вопросов.

— Встать! — скомандовал Игнат Фомич. — Именем революции!..

Хлопнул выстрел, тело Шелапухина упало за борт и медленно сползло в море. Потом освободили сандоль, к телам мичмана и кондуктора привязали части от мотора, в катере пробили дно, и он быстро погрузился в море. Через несколько минут не осталось и следа от только что разыгравшейся здесь трагедии.

— Вот так-то… — сказал Игнат Фомич и долго-долго мыл за бортом руки, хотя сам он ни к окровавленной сандоли, ни к трупам не прикасался.

— А кем вам этот Гордиенко доводится? — спросил Федора Игнат Фомич.

— Дружок. Служили вместе. Настоящим он человеком был. Настоящим.

— Ну что ж, Федор Бакай, если что узнаю о нем, постараюсь вам сообщить.

Затем все вместе привели в порядок снасти, парус набрал ветер, и шаланда продолжала путь на юго-восток, к берегам Крыма.

СЕВАСТОПОЛЬ

У Игната Фомича оказался такой документ, каких раньше Федору не приходилось видеть. На плотном листе бумаги с отпечатанными типографским способом словами «Российская академия наук» было сказано, что профессор Игнат Фомич Леднев командирован в Крым для изучения флоры и фауны полуострова, и это удостоверялось множеством подписей и печатей.