Все началось с того, что группа народного контроля нашего Зорянского керамического завода вскрыла злоупотребления в отделе сбыта. Замешана оказалась и бухгалтерия. Материалы передали в прокуратуру, и я поручил расследовать дело следователю милиции. Злоупотребления, судя по фактам, не бог весть какие, и я не счел нужным загружать и без того заваленных работой следователей прокуратуры. Будничное дело, которых я повидал немало за время прокурорской службы…
Вел его Константин Сергеевич Жаров. Едва ли до этого в своем производстве он имел больше трех дел.
Взялся Жаров энергично. И уже через несколько дней выяснилось, что в хищениях на заводе главными виновниками были три лица, в том числе бухгалтер Митенкова Валерия Кирилловна.
Помню то утро, когда следователь зашел ко мне с материалами дела и постановлением на обыск в ее квартире.
Он намеревался заехать за Митенковой на завод, а оттуда — в ее собственный домик, вернее полдома, на самой дальней окраине города, именуемой Восточным поселком. В будничный серый дождливый день…
Через час я услышал по телефону растерянный голос Жарова.
— Захар Петрович, вы не можете приехать на место происшествия?
— Что-нибудь серьезное?
— Очень. Нашли человека. Митенкова отравилась.
— Жива?
— Умерла.
— Сейчас буду.
Я положил трубку и с досадой подумал: не натворил ли молодой следователь что-нибудь по неопытности?
Благодарение богу, Слава, мой шофер, успел отремонтировать машину буквально вчера. Через несколько минут мы уже мчались по направлению к Восточному. И у меня все нарастало раздражение на самого себя: зачем поручил это дело Жарову? Дать подследственной наложить на себя руки при обыске… Подобного ЧП у нас не случалось давно. На окраине «газик» с трудом полз по брюхо в грязи по раскисшим улочкам. Шофер чертыхался, а я дал себе слово на ближайшем заседании исполкома райсовета снова поднять вопрос о благоустройстве поселка. Решение об этом было принято давно, но выполнение затягивалось.
«Нашли человека»… Я сразу не обратил внимания на эти слова Жарова и теперь размышлял, что бы они могли значить. Пожалел, что не расспросил подробнее. Так ошарашило самоубийство Митенковой.
Возле ее дома стояла машина милиции и «скорая». Несмотря на дождь, льнули к забору соседи.
Жаров встретил меня у калитки. Промокший, озабоченный и виноватый. С полей его шляпы капала Вода.
— Про какого человека вы говорили? — подал я ему руку, совершенно забыв, что мы уже виделись.
— Лежал в сундуке…
Два трупа в один день — многовато для нашего города.
— Понимаете, в сундуке, как мумия. Старик. — Мы поскорее забрались на крыльцо под навес. — Словно привидение. Ну и перепугал же он нас. Покойника так не испугаешься…
Я приостановился.
— Живой, что ли?
— Живой, Захар Петрович. В этом все и дело. И никаких документов о нем не нашли.
— Ничего не понимаю.
— Я сам, товарищ прокурор, ничего понять не могу. Молчит или плачет, плачет или молчит…
Митенкова лежала на деревянной кровати. В комнате пахло камфарой и еще чем-то неприятным. Хлопотали два санитара в мокрых от дождя халатах.
— Сюда мы ее уже потом перенесли, — пояснил следователь, указывая на покойницу. — Пытались откачать. А яд выпила она в чуланчике.
Я молча кивнул. Жаров был подавлен. В комнате горела лампочка. Но от ее жидкого желтого света было еще тягостней.
В глаза бросился большой деревянный сундук с откинутой крышкой. Я заглянул внутрь. Постель. Помятая простыня. Пикейное одеяло, сбитое в уголке. По стенке проделан ряд отверстий.
— Где этот самый? — спросил я у Жарова.
— В соседней комнате.
— А труп можно увезти?
— Если протокол осмотра места происшествия готов, пусть увозят.
Мы прошли в другую комнату. Она была поменьше.
— Здравствуйте, Захар Петрович, — приветствовала меня судмедэксперт Хлюстова и растерянно произнесла: — Нужен психиатр. Бьюсь уже полчаса…
На стуле сидел сгорбленный старик. Лет семидесяти. Лысый череп с морщинистым лбом. Лицо тоже все в морщинах и складках, желтого, пергаментного цвета, словно спущенный детский шарик. Провалившийся беззубый рот. Мутные бесцветные глаза, слезящиеся и печальные.
На старике была ночная полотняная рубашка с завязочками вместо пуговиц и кальсоны.
— Скажите, как вас зовут? — видимо, в сотый раз спрашивала врач. — Ну, не бойтесь…
Лицо неизвестного не изменилось. Только из уголка глаза выкатилась слеза и остановилась на середине щеки. Судмедэксперт, обернувшись ко мне, беспомощно развела руками. Мы вышли в комнату, где стоял сундук, оставив старика под присмотром милиционера. Санитары уже вынесли покойницу.
— Захар Петрович, тут нужен психиатр, — повторила Хлюстова.
— Вызвали Межерицкого? — спросил я следователя.
— Так точно.
— А теперь расскажите по порядку.
— Ну, приехали мы с Митенковой. Позвали понятых. Смотрю, начинает нервничать. «Я, — говорит, — все сама покажу. Тут, в кладовке». И направляется к двери. Я попросил Митенкову пропустить нас вперед. Она пропустила. Подошли мы к кладовочке… Пройдемте, Захар Петрович.