Приключения 1977

«Что же делать? Ведь Жежора и Олейник знают, что нас тут было четверо, — думал Федор, и вдруг ему в голову пришла спасительная мысль: — Николая внизу до вечера не найдут, а там…» — И он выскочил на палубу.

А там уже творилось невообразимое: Савва Хрен стоял навытяжку перед штабс-капитаном и что-то силился сказать, но изо рта его только вылетало:

— Господин Циг… Шаф… Шен…

То ли нарочно, то ли в самом деле он никак не мог произнести длиннейшую фамилию «журавля». А тот даже позеленел от злости и кричал, уже не владея собой:

— Сгною! На «Корнилова» отправлю, швайнегунде!..

И Федор решил сразу же выполнить свой план да заодно и другому помочь…

— Господин Циглер фон Шаффгаузен-Шенберг-Эк-Шауфус, несчастье случилось!.. — доложил он.

— Что такое?

— Матросы Растрепин и Уюк о чем-то поспорили, потом схватились драться, и оба рухнули в люк!

— Как! Куда же вы смотрели?

— Я орудие протирал, не успел их разнять, — четко, как на смотру, докладывал Бакай и каждый раз без запинки чеканил фамилию штабс-капитана.

Началось следствие. На дне шахты нашли только разбившегося в лепешку Растрепина, а Уюк исчез. Савву Хрена и Бакая сначала взяли под стражу, но через день освободили: первый вообще в этот момент, как видели все, в том числе и сам штабс-капитан, не был в башне, а Федор стоял на своем — заспорили, потом сцепились. О чем спор, не знает, разнять не успел… Впрочем, некоторую роль в их таком скором освобождении сыграл и артиллерийский офицер — не мог же он допустить, чтобы и кормовая башня бездействовала из-за отсутствия личного состава. Доложил обо всем командиру, и тот, не желая навлекать неприятность на себя и бросать тень на корабль, распорядился считать происшествие несчастным случаем. Это было на руку и штабс-капитану. Тем более список людей, с кем встречался Уюк, у него остался, и он установил за всеми строжайшее наблюдение, а Жора Обжора вообще ни на минуту не отходил от Бакая. И тогда моряки приняли самое разумное в данном случае решение — прекратить пока всякие встречи.

Уже потом, когда все немного успокоились, Савва поинтересовался у Федора:

— Как это ты такую многоэтажную фамилию ухитрился запомнить?

— Да мы с его родственниками, считай, в одном доме жили, только мы в подвале, а они наверху. Ну и пацанов — его двоюродных братьев или племянников, уж и не знаю, кем они ему доводились, — изводили дразнилками.

— А я второй раз на него нарываюсь. И что ни делал, не могу запомнить. Даже на стенке гальюна написал. Сижу, зубрю, вроде укладывается в мозгах, а встану — все эти экки-шухи-шаухи из головы высыпаются. Прямо хоть из гальюна не выходи. Ну, ничего, попадешься ты мне где-нибудь в укромном местечке. — И Савва Хрен погрозил кулаком. — Да, а как он меня обругал? Как-то по-своему.

— Швайнегунде? Свинья собачья…

ПОХОД

После смерти Растрепина и исчезновения Уюка в башню пришло пополнение. Командиром ее был назначен пехотный капитан-артиллерист, командовавший когда-то гаубичной батареей в дивизии генерала Бредова. Но гаубицы еще в феврале были брошены под Одессой, когда дивизия попала под удар конников бригады Котовского, а остатки дивизии вместе с самим Бредовым бежали за Днестр, в занятую Румынией Бессарабию.

Румыны не захотели держать у себя нахлебников, переправили их в Венгрию, оттуда они попали в Чехословакию и в конце концов были интернированы в Польше и осели за колючей проволокой в специальных лагерях.

Но в дело вмешались заправилы Антанты, бредовцев железнодорожными эшелонами доставили в Констанцу, а там французскими и английскими судами перевезли в Крым. И капитан, изведавший все прелести жизни в лагерях, готов был пойти хоть к черту на рога, не только на дредноут. Он быстро подружился с артиллерийским офицером, и уже казенный спирт они стали распивать вдвоем.

Матросов он, как видно, искренне ненавидел и столь же искренне боялся, так как в каждом, даже в боцмане Шопле, видел большевика. Но так как удалить их с корабля не в его силах, то он каждое утро заглядывал в башню, хмуро справлялся о состоянии материальной части и отправлялся в каюту к артиллерийскому офицеру.

С капитаном прибыли два артиллериста из Кубанской дивизии генерала Абрамова. Они упорно называли себя батарейцами, чувствовали себя неуютно в тесной башне и предпочитали больше находиться на палубе. Таким образом, в башне почти все время были только Савва, Федор и… Жежора. В свободное время они играли в карты, причем, чтобы не обозлить Жору Обжору, Савва и Бакай иногда поддавались ему и покорно подставляли свои носы. А когда нужно было что-то делать, то Георгий Григорьевич садился в сторонке и вслух предавался воспоминаниям о райском житье в бытность его помощником полицейского пристава. В конце концов Жежора даже как-то своеобразно привязался к своим подопечным и иногда им приносил то банку английских консервов, то пачку французских галет. Вначале моряки отказывались от этих подачек, а потом решили: «С паршивой овцы хоть шерсти клок». Тем более что питание на корабле продолжало оставаться, мягко говоря, неважным.