Спустя три месяца Николаю Рагозину довелось испытать силу республиканской авиации, хотя и благополучно для себя. 28 октября 1936 года со своим самолетом он, находясь на севильском аэродроме Таблада, попал под сильную бомбежку, осуществленную тремя бомбардировщиками СБ, пилотируемыми советскими летчиками-добровольцами во главе с Николаем Востряковым. Испанцы приняли их за американские «мартин бомбер», якобы полученные республиканцами. Когда же на аэродроме убирали остатки разбитых и сожженных самолетов, были обнаружены осколки бомб с непонятными обозначениями. Исследуя эти осколки, Николай Рагозин обнаружил буквы русского алфавита и дату изготовления бомб в СССР в июне 1936 года. Так с его помощью испанцы узнали о появлении в воздухе советских скоростных бомбардировщиков.
Чем же можно объяснить то, что перелет на республиканскую сторону одного белого русского — Михаила Крыгина, служившего на протяжении четырнадцати лет в испанской авиации, не насторожил Франко в отношении другого белого русского — Николая Рагозина, которому он доверил свою персону для столь ответственного перелета?
На этот вопрос дать достоверный ответ весьма трудно. Но сам факт, что среди летчиков-испанцев не нашлось такого, с которым генерал Франко отважился бы пуститься в рискованный перелет, со всей очевидностью говорит, что Рагозин был ему известен давно и пользовался его полным доверием. Это подтверждается и тем, что на протяжении многих лет до выхода в отставку, уже в чине полковника, Николай Рагозин оставался шеф-пилотом Франко и всегда возил диктатора на его самолете. Умер Николай Рагозин в Мадриде от заражения крови в 1957 году.
Остается рассказать о судьбе Михаила Крыгина. После поражения Испанской республики, в феврале 1939 года, он был интернирован французскими властями и заключен в один из концлагерей, созданных для солдат и офицеров испанской республиканской армии, перешедших во Францию.
Его жена все еще жила на острове Мальорка, не имея возможности перебраться в какую-либо другую страну. Сам же Крыгин мог уже вернуться на Родину. О нем было известно советскому консульству в Париже. Но Михаил продолжал оставаться во Франции, надеясь, что его жена после окончания войны приедет к нему. Уехать же одному в Советский Союз означало бы потерять ее. Этого он допустить не мог, продолжал ждать и надеяться.
В сентябре 1939 года вспыхнула вторая мировая война. Все значительно усложнилось. Прошло еще восемь месяцев. В начале июня 1940 года Франция потерпела поражение в войне. Реакционное правительство маршала Петэна капитулировало и заключило перемирие с Гитлером. Для испанских республиканских беженцев, особенно для бывших офицеров республиканской армии, возникла реальная угроза быть выданными французскими властями гитлеровцам или франкистам. Михаил Крыгин в числе других бежит из концлагеря и вступает в один из боевых отрядов французского Сопротивления. Дальше след его теряется. Остается лишь предположить, что он погиб в борьбе с гитлеровскими оккупантами, продолжая идти по пути, избранному 18 июля 1936 года. С тех пор прошло почти сорок лет, и Михаилу Андреевичу Крыгину сейчас бы шел восемьдесят седьмой год…
ПЕРВОЕ СЛЕДСТВИЕ
Каждый понедельник в 9 часов 00 минут секретарь райкома Иван Матвеевич Огородников собирал хозяйственников села у себя в кабинете. Это уже стало традицией. Здесь был и заведующий больницей, и председатель рыбкоопа, начальник коммунхоза и прокурор, директор школы и начальник милиции. Руководители организаций рассаживались вокруг длинного секретарского стола и по очереди отчитывались за проделанную работу, предъявляли претензии один другому, если таковые были, намечали план на будущую неделю. Огородников внимательно выслушивал их, делал пометки в блокноте, потом подводил итоги и распускал всех по своим службам. Иногда секретарь оставлял того или иного начальника, давал советы или «снимал стружку» за невыполненные мероприятия.
На этот раз Иван Матвеевич попросил остаться председателя рыбкоопа и начальника милиции. И тот и другой остались сидеть за столом, ждали, когда остальные покинут кабинет, и недоуменно переглядывались. Секретарь что-то записывал в свой блокнот и, казалось им, забыл про них. Но когда последний хозяйственник осторожно прикрыл за собой дверь, Огородников поднял голову, внимательно посмотрел на одного и другого.
— Вчера вечером мне звонил Дорофеев. У него третий день в колхозе пьянство. Пастухи пьяные. Одно стадо оленей разбежалось по тундре… — Иван Матвеевич встал из-за стола. Скулы на лице заострились. Помолчал. Потом еще раз окинул взглядом председателя рыбкоопа и майора. — Почему такое халатное отношение к своим обязанностям? Почему не выполняется решение исполкома о продаже алкогольных напитков? Для чего мы собираемся здесь, теряем время, принимаем решения? — Секретарь говорил негромко, но выразительно.