Прокурор Дадашлы собрался что-то возразить, но Гюндюз Керимбейли остановил его.
— Все это россказни, товарищ прокурор. Если учитель Фазиль говорит неправду, разве он не сумел бы соврать более логично? Вполне мог. А ведь учитель Фазиль вряд ли напоминает тупицу. Сейчас, по-моему, главный вопрос для нас вот в чем: почему Гемерлинский так поспешно вышел из дому, зачем он сразу же направился на вокзал, то есть зачем ему понадобилось вернуться на ту же дорогу, по которой он только что шел? Прокурор Дадашлы выдвинул средний ящик письменного стола, вытащил сигареты и предложил Гюндюзу.
— Большое спасибо, — поблагодарил Гюндюз. — Не курю.
Прокурор положил сигареты на письменный стол.
— Я тоже не курю, — сказал он и, поднявшись из-за стола, подошел к печке, помешал кочергой угли и, выпрямившись, посмотрел на следователя по особо важным делам.
— Значит, Гемерлинского убили с другой целью? И, чтобы запутать следствие, из карманов у него вытащили часы и портмоне?
Наступило молчание. Чтобы ощутить издевку в словах прокурора Дадашлы, вовсе не надо было быть семи пядей во лбу. Молчание нарушил сам Дадашлы:
— Но это же штамп из коллекции дилетантов, сочиняющих детективы, товарищ следователь по особо важным делам...
Взглянув на опухшее лицо прокурора, Гюндюз улыбнулся:
— Но что такое штамп? Штамп, стандарт, шаблон, трафарет — это все то, что мы ежедневно видим, с чем мы сталкиваемся постоянно, разве не так?
Прокурор Дадашлы ответил на вопрос следователя по особо важным делам не сразу.
— Конечно, — произнес он, — от ваших вопросов так просто не отмахнешься. Они выглядят справедливыми. На пути к истине миновать их нельзя. Но ведь можно задать и совсем иные вопросы, совсем иные «зачем»? Если вор Имаш не замешан в этом деле, зачем ему скрывать, что он был на вокзале? Должна же у него быть хоть какая-то причина, чтоб скрывать это.
Прокурор Дадашлы подошел к письменному столу и, облокотив на него обе руки, нагнулся к следователю по особо важным делам.
— Я-то людей знаю, — обиженно сказал он, — таких, как Имаш, я хорошо знаю. Насквозь их вижу, всех этих сукиных детей! Простите, но голодного волка к деревне тянет. Засел на вокзале, видит, человек из Баку приехал. На руке золотые часы, откуда ему знать, что приезжий живет на пенсию, а в кошельке у него всего тридцать рублей. Вот он и ограбил его, и представьте себе, даже не подозревая, что сейчас же он его и убьет — нет, всего лишь завладеет имуществом, ну а остальное уже, так сказать, по привычке... У старика дома сердце схватило. Тут ваш вопрос начинается. Так или иначе, Гемерлинский вышел из дому. А вор-то от холода дрожит, в кармане у него ни шиша, и вдруг такая везуха — счастье само прет навстречу. Может, даже остановил старика, о мировых проблемах с ним заговорил. А потом и прикончил! Могло же все так произойти, клянусь честью, могло! Я их насквозь вижу, всех этих... — Прокурор Дадашлы чуть было не произнес какое-то откровенно смачное слово, но проглотил его и спросил: — Или не могло?
Следователь по особо важным делам Гюндюз Керимбейли улыбнулся.
— Все это россказни, — повторил он. — И то, что вы описали, и мои собственные предположения... — Затем, поднявшись, подошел к телефонному аппарату. — Можно отсюда по автомату позвонить в Баку?
— Нет, — ответил следователь Джаббаров. — Баку нужно заказать. Нас быстро соединяют.
Прокурор Дадашлы, пытаясь пошутить, спросил:
— Опять конспирация?
— Нет никакой конспирации. С домом хочу поговорить, с детьми.
И Гюндюз взял телефонную трубку.
9
Гюльдаста разожгла в пристройке очаг.
Дядя Фаттах, раскуривая трубку, выговаривал гонявшемуся во дворе за большим петухом Муршуду:
— Даже такое простое творение аллаха поймать не можешь.
Гюльдаста, ставя на огонь наполненный водой медный казан, сказала:
— Это не петух, сотворенный аллахом, а сам гнев аллаха. Разве с ним справиться ребенку?
Маленькая девочка с привязанной левой рукой подошла к дяде Фаттаху:
— Открой руку. Я поймаю.
Дядя Фаттах, погладив ребенка по голове, сказал:
— Ну и хитра, и в кого ты такая пошла?
Гюльдаста засмеялась:
— В кого же, как не в тебя, муж? Тебе ли не знать?
Малышка сказала:
— Я похожа на джыртана[7]
.Дядя Фаттах взял девочку на руки:
— Нет, ты непохожа на джыртана, ты самый джыртан и есть!
Муршуд, кувыркнувшись, схватил петуха за хвост, но и на этот раз не смог удержать его в руках. Петух, раскричавшись, вырвался и убежал.
Чаша терпения дяди Фаттаха лопнула:
— Эй ты, недотепа, день проходит, сейчас придет гость!..
Муршуд снова ринулся за петухом.
10
Снег перестал валить, но небо было сплошь серым, и на этом безрадостном фоне с трудом различался дым, идущий из разбросанных по деревянным крышам труб. Едва поднявшись, дым смешивался с тяжелыми тучами, проходящими над райцентром; тучи стелились над самыми дымоходами.
В верхней части городка трубы были закутаны туманом.
И эти мокрые деревянные крыши, и туманные горы, и все, что виднелось сейчас вокруг, — все мечтало о солнце.