Спустя минуту, когда в голове прояснилось, он еще раз подивился себе — теперь уже тому, с какой ледяной расчетливостью начал заметать следы: тщательно протер рукавицей древко лопаты и аккуратно положил ее на прежнее место, разровнял гравий, проверил, не выпало ли невзначай из кармана что-нибудь взятое у Мальцева. Потом, осторожно ступая по крупным камешкам, вернулся к проезду. Лай чьей-то собаки у ближних жилых домов заставил его поторопиться, и вот тут-то, очевидно, впопыхах он обронил правую рукавицу, которую после, как ни искал, не мог найти.
Позже, дома, он скрупулезно исследовал каждый сантиметр своей одежды: нет ли пятен крови. Затем тщательно спрятал присвоенные вещи, принял горячий душ и к приходу жены (она в этот вечер задержалась у подруги) выглядел уже почти нормально. Еще позднее его неудержимо повлекло на улицу. Он долго прохаживался около дома, переждал, пока по направлению к пустырю не проехала «скорая помощь», за ней милицейская машина. Тогда же он решил, какие показания, если потребуется, даст следователю. Наконец гроза прогнала его с улицы. Он вернулся домой, шатаясь от усталости, бросил в рот таблетку седуксена, лег в постель и вскоре уснул.
2
Спал он хорошо, но проснулся раньше обычного, словно от внутреннего толчка, и этим толчком была мысль о том непоправимом, что случилось вчера. Он беспокойно заворочался, открыл глаза. Сквозь зашторенные окна пробивался бледный рассвет. Слышались уютное тиканье настенных часов, мерное дыхание спящей жены. Где-то внизу хлопнула дверь, с улицы донесся шум проехавшего автомобиля. Все было так, как всегда. Но уже не для него. Он как бы перешел в другое измерение, где не было и не могло быть ни мира, ни тишины, ни спокойствия.
«Говорят, чужая душа — потемки, — подумал он уныло. — А своя? Никогда бы не поверил, что способен на такое. Что же теперь будет?»
Ему стало страшно. Он поднялся с постели, накинул халат и, тихо ступая, чтобы не разбудить жену, прошел в другую комнату. Там он зажег свет, достал из ящика стола, где хранилась всякая всячина, железный прут с крючком на конце, просунул его за массивный красного дерева буфет и подцепил полиэтиленовый мешочек, в который были сложены вещи, украденные у Мальцева. Вынув бриллиантовое кольцо, он опустился в мягкое кресло.
И внезапно отчетливо увидел себя, вчерашнего, со стороны: почти в беспамятстве, с перекошенным лицом — над распростертым телом Мальцева. И в ушах возник, повторяясь, хрустящий звук удара… Он сдавил руками голову. «Что же будет? Что будет со мной?» Страх гнул его.
Весь этот день и в последующие дни он был рассеян, на работе ссылался на головную боль и недомогание, дома хмурился, отвечал невпопад на расспросы жены. Когда она, обидевшись, оставила его в покое, он был этому только рад. Друзьям он тоже говорил, что нездоров, отказываясь от предлагаемых встреч.
Однажды он все-таки позвонил своему товарищу, который, как он знал, был на похоронах Мальцева. Товарищ объяснил, что хоронило много народа, а милиция до сих пор безуспешно ищет неизвестную, убившую Мальцева. Услышав это, он втайне порадовался, что рассчитал правильно и не зря ломал комедию сначала перед крепенькими ребятками из милиции, а после в прокуратуре. Он также думал, что надо бы позвонить Мальцевой, но не мог заставить себя сделать это.
Ожесточение, страх грызли его, но они же поддерживали в нем злую волю к сопротивлению. После недолгих колебаний он задался целью любой ценой овладеть распиской. Мобилизовав все свое красноречие, сдобренное обильным угощением в ресторане, он добился согласия Лобова помочь ему проникнуть в квартиру Мальцева. «Есть соображение, что в этой хате жена наставляет мне рога. Нужны доказательства». Он точно рассчитал, что довод сработает — Меченый был великий охотник до подобного рода историй.
Но после первого посещения, не принесшего никаких результатов, кроме жалкого листка календаря, Лобов, очевидно, почуял что-то неладное и заупрямился. Никакие уговоры и посулы уже не помогали, Леха упорно заладил: «Хочешь — хиляй сам, отмычки — вот они. А мне на свою шею приключений искать неохота».