Приключения, 1988

— Мне далеко надо ехать, — сказала она наконец. — Давай так договоримся: встретимся с тобой на Первой Мещанской, угол Банковского. Там еще булочная есть. Вот около этой булочной в полвосьмого. Сделано?

— Мне туда тоже далеко... отсюда. Да черт с тобой! Только гляди без фокусов — я деньги вперед пересчитаю, ты не думай, не лопух...

Она кивнула и ухмыльнулась, и мне показалось, что в сизой ее стальной ухмылке было злорадство.

— До вечера, пока! — Махнула рукой и пошла в сторону Никитской. И ни одного из наших я поблизости не видел. Где-то здесь же были и Жеглов, и Пасюк, и Коля Тараскин, но я их никого не видел.

А я пошел в Кинотеатр повторного фильма. В четыре тридцать там шла картина «Светлый путь», я взял билет и вошел в вестибюль. И еще в кассе заметил, что около меня вьется парень в сапогах-гармошках, штанах с напуском и косой челочкой из-под модной малокопеечки — крохотной кепчонки с узеньким козырьком и пуговицей в середине.

Я добросовестно осмотрел фотографии всех киноартистов, которые были развешаны в вестибюле, и, переходя от стены к стене, углом глаза видел, как рядом мелькает малокопеечка. Потом спустился на первый этаж, и в уборной рядом со мной уже ныряла среди лиц и спин косая челка над юркими мышиными глазками. И недалеко от автомата в упор меня кольнул этот настороженный взгляд, он отирался об меня, щупал, держал, он сам боялся — потерять меня или обнаружить себя? Я бесцельно покрутился еще несколько минут — мне надо было дать Жеглову доехать до места. И автомат был, как назло, не в будке, а просто висел телефонный аппарат на стене. Пошарил я в кармане, нашел пятнадцатикопеечную монету, юркнула она беззвучно в щель, и, прикрывая на всякий случай диск ладонью, набрал я наш номер. А за спиной все ошивался молодец в малокопеечке — я почти его дыхание слышал у себя за спиной. Один только гудок раздался в трубке, и жегловский быстрый баритончик плеснул мне в ухо:

— Слушаю!..

— Маня? Это Маня? — неспешно начал я. — Маня, это я, Володя...

— Шарапов, слушаю тебя, говори...

— Да как же я теперь приеду, когда у меня права забрали?..

— Они что, рядом с тобой? Шарапов, ты знаешь, что за тобой «хвост»?

— Так я об этом и толкую! Никак мне теперь без прав. Но, я думаю, числа, может быть, девятнадцатого или двадцатого выберусь я к вам...

— Володя, тебе назначили встречу между семью и восемью — вечера? Я тебя правильно понял?

— Ну конечно, не от меня же это зависит. Я точно так и постараюсь. Где-нибудь посредине...

— В девятнадцать тридцать? Правильно, Володя? Я тебя понял?

— Ну конечно, ты ведь баба сознательная. За это и ценю тебя...

— Давай, давай, ты не резвись там! Сориентируй по месту.

— А чего там! От моего дома прямая дорога, чешу себе по солнцу — и привет!..

— На Сретенке? — быстро спросил Жеглов.

— Не-а... От колхоза нашего асфальт идет...

— От Колхозной площади? На Мещанке? — Я чувствовал, что Жеглов просто дрожит на том конце провода.

Зазвонил первый звонок, открылись двери в зал, надо было кончать.

— Ага, конечно. Как на большак выедешь, так уже не собьешься. Пятый поворот, коли память не сшибает...

— Угол с переулком?..

— Ага. Бог даст, и я к вам приеду, Маня...

— Переулок Астраханский? Капельский?

— Нет, Маня, не смогу, попозже...

— Банковский?

— Это точно! Там и для детишек с хлебушком будет посвободнее...

— Ты про булочную на углу говоришь? — надрывался, исходил у телефона Жеглов.

— Верно, Маня. А? Да я в кинишку намылился сходить, времени у меня теперь навалом. Ну, прощевайте там, деток своих целуй. А я постараюсь выбраться к вам...

И повесил трубку, обернулся — юркнула в толпу, затерялась коричневая кепчонка. Разговор он весь слышал.

В зале этот поганец тоже сидел все время за моей спиной, ряда на два подальше, и его присутствие меня невольно нервировало. Почему-то все время стоял у меня перед глазами прибитый ножом к лавке Вася Векшин. На экране пела, плясала, стреляла глазками Любовь Орлова, двигалась она своим замечательным путем от девки-замарашки до знатной стахановки, но, честно говоря, ничего я не запомнил из этого фильма, потому что не до него мне было. В зале было душно, плавал кислый запах мокрого сукна, пота и гуталина, люди вокруг меня хохотали и топали ногами, а я сидел и думал о том, что дело, похоже, не сорвалось и сегодня уже, конечно, мы с Варей не увидимся, а с двенадцати ночи у нее дежурство — ей три постосмены осталось до демобилизации, — и если сегодня у меня все пройдет благополучно, то, может быть, на этой неделе вся история закончится, и мы с Варей пойдем в загс, а потом устроим свадьбу, позовем Жеглова, всех наших ребят, Вариных подруг — это будет замечательный праздник. Только бы с этими проклятыми выползнями закончить!