Приключения Айши

– Вы смелые люди, – медленно произнес он. – И очень сильные: убили моих псов и сломали мне хребет. Стало быть, предсказание старой Крысы все же сбылось. Ведь я охотился на Атене, а не на вас, но она осталась в живых, чтобы отомстить если и не за меня, то за себя самое. А она охотится за тобой, Желтая Борода, и ее псы – псы ее отвергнутой страсти – куда опаснее моих. Прости меня и беги на Гору, Желтая Борода, туда же попаду и я, еще раньше тебя, ибо там обитает владычица более могущественная, чем Атене.

Челюсть у него отвисла, он умер.

Глава XII Посланница

– Умер, – сказал я, тяжело дыша. – Сдается мне, мир потерял немного.

– Но ведь мир и дал ему немного, не будем говорить плохо об этом бедолаге, – произнес Лео, в изнеможении бросившись наземь. – Возможно, он был вполне приличным человеком, до того как они опоили его зельем, которое лишило его рассудка. Как бы там ни было, смелости ему не занимать, и я не хотел бы еще раз иметь дело с таким смельчаком.

– Как ты сумел с ним справиться? – спросил я.

– Увернулся от его меча, схватил его и швырнул на каменную глыбу. Превосходство в физической силе, ничего больше. Схватка шла не на жизнь, а на смерть. Хорошо еще, что я успел помочь тебе, – не то бы этот зверь разодрал тебе горло своими острыми клыками. Видывал ли ты когда-нибудь такого пса? С молодого осла? Как ты себя чувствуешь, Хорейс?

– Он изгрыз мне предплечье, но это, кажется, и все. Давай спустимся к реке. Я просто умираю, хочу пить. А ведь вся остальная свора где-то здесь, их не меньше пятидесяти.

– Не думаю, чтобы они стали нас разыскивать. Они теперь пируют: жрут наших бедных лошадей. Обожди минуту, сейчас я вернусь.

Он поднялся, подобрал меч Хана, прекрасное древнее оружие, и одним ударом зарубил второго, раненного мной пса, который продолжал выть и рычать на нас. Затем он поднял оба копья и мой нож, сказав, что они могут еще нам понадобиться, без особого труда поймал коня Хана – тот стоял с опущенной мордой, такой измученный, что даже эта отчаянная схватка не отпугнула его.

– Ну а теперь, – сказал Лео, – садись, старина. Пешком ты недалеко уйдешь. – И он помог мне взобраться в седло.

Намотав повод на руку, Лео повел коня, который с трудом передвигал ногами, к реке; река находилась всего в четверти мили от нас, но я испытывал такую сильную боль и так устал, что это расстояние показалось мне неимоверно большим.

Все же мы добрались до реки, и, забыв на короткий миг о своей ране, я кое-как слез с коня, бросился наземь и пил, пил, выпив, вероятно, больше, чем когда-либо в своей жизни. За всю свою жизнь я не пил ничего более вкусного, чем эта вода. Утолив жажду, я окунул голову, а затем, подвинувшись, раненую руку, ибо прохлада, казалось, утишала боль. Наконец поднялся и Лео, по всему его лицу и бороде струилась вода.

– Что нам делать? – спросил он. – Река широкая, около ста ярдов, но неглубокая, хотя в самой середине могут быть и ямы. Попробуем ли мы перейти через нее с риском утонуть либо останемся здесь до рассвета с риском подвергнуться нападению псов-палачей?

– Я не могу сделать и шагу, – тихо прошептал я. – Куда уж мне переправляться через незнакомую реку.

В тридцати ярдах от берега лежал остров, заросший тростником и травой.

– Может быть, добраться хоть туда, – сказал Лео. – Залезай ко мне на спину, попробуем.

Я с трудом забрался к нему на спину, и он побрел к острову, прощупывая дно древком своего копья. Река в этом месте была мелкая, не выше его колен, и мы без особых затруднений достигли острова. Лео уложил меня на мягкий тростник и, вернувшись на берег, привел черного коня и принес остающееся оружие; расседлав коня, он стреножил его и отпустил, и тот сразу же улегся, – ибо был слишком утомлен, – чтобы пощипать травы.

Затем Лео принялся за мои раны. Мне сильно повезло, что на мне была плотная одежда, даже через рукав пес разодрал все мое предплечье и, кажется, сломал кость. Лео взял две пригоршни мягкого влажного моха, вымыл мою руку, перевязал ее носовым платком, а сверху наложил мох. Затем вторым платком и несколькими полосками полотна, оторванного от нижнего белья, привязал к моей раненой руке две расщепленные тростинки вместо шин. И я то ли уснул, то ли потерял сознание. Во всяком случае, ничего больше не помню.

В ту ночь Лео приснился странный сон, о котором он рассказал мне на следующее утро. Вероятно, я все же спал, ибо ничего не видел и не сознавал. Лео приснилось, – по возможности я пользуюсь его собственными словами, – что он снова услышал лай этих проклятых псов. Они подошли по нашему следу прямо к берегу реки – вся свора, которая загнала наших коней. У самой воды они остановились и перестали лаять. Один из них учуял наш запах, донесенный порывом ветра, и громко гавкнул. Остальные сгрудились вокруг него, и все вместе бросились в воду.

Лео все видел и слышал. Он понимал, что мы обречены на растерзание, но, скованный по рукам и ногам кошмарным сном, если это был сон, не мог даже разбудить и предостеречь меня.