Приключения Айши

Она подняла белые округлые руки – никогда в жизни не видел я более красивых рук – и медленно, очень медленно вытащила какую-то заколку под волосами. И вдруг все ее покрывала, которые чем-то напоминали саван, упали на пол; осталось лишь облегающее белое платье, которое, казалось, только подчеркивало совершенство ее необыкновенно стройной и статной фигуры, полной сверхъестественной жизни и такой же сверхъестественной грации. На ногах у нее были сандалии с золотыми пряжками. Ни один ваятель не создавал таких дивных лодыжек. Платье перехватывал массивный золотой пояс в виде двуглавой змеи; меня поразила гармоничность и чистота линий ее стана. Переведя взгляд еще выше, я увидел под скрещенными руками светлое серебро ее груди. Когда я наконец посмотрел на ее лицо, то – поверьте, я ничуть не преувеличиваю – буквально отшатнулся, ослепленный ее поразительной красотой. Мне приходилось слышать о красоте небожительниц, теперь я увидел ее воочию, и все же в ее облике, при всей неотразимости и чистоте, было что-то недоброе – так мне, во всяком случае, показалось. Как же мне описать ее лицо? Это свыше моих сил. Не только я – ни один из ныне живущих писателей не сумел бы передать впечатление от него. Конечно, я мог бы рассказать о ее больших, невероятно живых глазах мягчайшего черного цвета, о широком благородном лбе, полуприкрытом пышными волосами, о прямых, очень тонких чертах. Все это было прекрасно, и все же сила ее обаяния заключалась не в них, а скорее, если уж стремиться к точности, в величавой осанке, царственной стати, в смягченном божественном сиянии могущества, которое исходило от нее подобно ауре. Никогда ранее не предполагал я, что красота может быть столь неотразима, и все же эта красота была не от Бога, что, однако, не лишало ее ослепительности. Передо мной было лицо молодой женщины, не старше тридцати, во всем блеске здоровья и цветущей зрелости, хотя и отмеченное печатью невыразимо глубоких переживаний, близкого знакомства с горем и страстью. Даже прелестная улыбка, которая пряталась в уголках рта и в ямочках на щеках, не могла затмить тень греха и печали. Эта тень лежала даже в глубине сияющих глаз, даже в величественной осанке угадывались затаенные муки. «Взгляни на меня, – казалось, взывало ее лицо, – прекраснее нет и не было никого на свете; я бессмертная, полубожественная женщина, но из века в век меня преследуют нестерпимо горькие воспоминания, меня душит страсть; долгим раскаянием расплачиваюсь я за сотворенное зло, и все же я по-прежнему буду творить зло и по-прежнему буду терзаться раскаянием, покуда не наступит день моего избавления!»

Притягиваемый непреодолимой магнетической силой, я посмотрел прямо в ее сияющие глаза – и вдруг из них заструился какой-то могучий ток, зачаровывая и полуослепляя меня.

Она рассмеялась – о, как музыкально звучал ее смех! – и кивнула мне головой с таким изысканным лукавством, которое сделало бы честь самой Венере.

– О безрассудный человек, – сказала Она, – ты, как и Актеон, исполнил свое желание, смотри же, чтоб ты тоже не погиб жалкой смертью, разорванный на куски псами твоей страсти. О Холли, я девственная богиня, безразличная ко всем смертным за исключением одного, но это не ты. Ты видел достаточно?

– Да, я ослеплен твоей красотой, – хрипло ответил я, прикрывая рукой глаза.

– Что я тебе говорила? Красота – как молния: прекрасна, но губительна, особенно для деревьев, о Холли. – Она снова кивнула и засмеялась.

И вдруг Она оборвала смех; сквозь щели между пальцами я увидел, как ее облик резко изменился. Выражение ужаса в ее глазах, казалось, боролось с какой-то тайной надеждой, выплеснувшейся из темных глубин ее души. Прекрасное лицо как бы окаменело, гибкая, словно ива, фигура выпрямилась и застыла.

– Человек, – то ли прошептала, то ли прошипела Она, откинув голову, как змея перед броском, – человек, откуда у тебя этот скарабей на пальце? Говори – либо, клянусь Духом Жизни, я разражу тебя на месте!

Она сделала небольшой шаг вперед, ее глаза полыхнули таким ярким светом – мне показалось, будто они изрыгнули пламя, – что я в ужасе повалился на пол, лепеча что-то бессвязное.

– Успокойся, – заговорила Она прежним ласковым голосом, словно и не было этой внезапной вспышки. – Прости, что я так испугала тебя. Но иногда тех, кто обладает почти беспредельной силой рассудка, раздражает медлительность обычных людей-тугодумов – вот почему я чуть было не дала волю своей досаде; еще миг – и ты был бы мертв; к счастью, я опомнилась… Но скарабей… расскажи мне о скарабее…

– Я нашел его, – тихо пробормотал я, вставая на ноги; в тот момент я помнил лишь одно: что подобрал его в пещере Лео, – может ли быть более неоспоримое доказательство моего смятения?