Чарлз Боултенхаус защищает «фигурные» стихи как серьезный художественный жанр, если и не убедительно, то с жаром («Poems in the Shape of Things», «Art, News Annual», 1959). Другие примеры этого жанра можно найти в журнале «Портфолио» (Portfolio), лето 1950 г. (См. также: С. С. Bombaugh. Gleanings for the Curious, 1867, revised; William S. Walsh."Handy-Book of Literary Curiosities», 1892; Caralyn Wells. A Whimsey Anthology, 1906).
Теннисон
39как-то рассказал Кэрроллу о сочиненной им во сне поэме о феях. Поэма начиналась длинными строками, которые постепенно укорачивались; последние пятьдесят-шестьдесят строк были двусложными. (Теннисону во сне эта поэма очень понравилась, однако, проснувшись, он не мог вспомнить ни слова.) Как полагают, возможно, что идея рассказа Мыши возникла под влиянием этого разговора.В первоначальном варианте книги рассказ Мыши представлен совсем другим стихотворением, в известном смысле более подходящим, ибо в нем Мышь действительно объясняет, почему она не любит кошек и собак, в то время как в стихотворении, вошедшем в окончательный вариант, о собаках ничего не сказано. Американского логика и философа Чарлза Пирса (Charles Pierce) занимала идея зрительного аналога поэтической ономатопеи. Среди его неопубликованных работ есть запись «Ворона» По, сделанная техникой, которую Пирс называл «художественной хирографией» (слова пишутся таким образом, чтобы создать визуальное представление о поэтических образах). Это не так бессмысленно, как может показаться. В наши дни подобная техника часто используется в тексте реклам, суперобложек, в шапках журнальных рассказов и статей, в титрах кино, телевидения и пр.
d Сравни с шестой «напастью» поэмы Кэрролла «Охота на Снарка»: Снарк во сне Барристера выступает как судья, присяжные и защитник одновременно.
e Позже Кэрролл использовал эти «завитки» и «узелки» в задачах, опубликованных в 1880 г. в журнале «Мансли пэкет» («The Monthly Packet»). В 1885 г. они вышли отдельной книгой
42.10
– Батюшка, батюшка, что это? – вскричали они.
– Это виселица, – сказал мистер Фэрчайлд, – а повешенный – убийца, который сперва возненавидел, а потом убил своего брата! Когда люди воруют, их вешают, но потом снимают, убедившись, что они мертвы; если же человек совершил убийство, его вешают в железных цепях и оставляют на виселице до тех пор, пока не обнажится скелет, чтобы все, кто проходит мимо, поостереглись подобного примера.
– Ах, батюшка, уйдемте! – вскричали дети, цепляясь за отцовский камзол.
– Прежде, – сказал мистер Фэрчайлд, – я должен рассказать вам историю этого несчастного».
Приведем еще один небольшой отрывок из этого произведения, в котором M. M. Шервуд знакомит своих маленьких героев с идеей смерти. Это поможет нам понять всю оригинальность трактовки этой темы Кэрроллом в сравнении с нравоучительно-религиозной литературой его времени.
Мистер Фэрчайлд ведет детей в дом, где лежит тело умершего садовника Робертса. «Подойдя к двери, они ощутили какой-то неприятный запах, им совсем не знакомый; то был запах трупа, который, пролежав уже два дня, начал разлагаться… Весь вид его был еще ужаснее и страшнее, чем ожидали дети… Наконец, мистер Фэрчайлд сказал:
– Мои дорогие дети, теперь вы знаете, что такое смерть; это бедное тело быстро разлагается. Душа, я надеюсь, почиет в бозе; но тленное тело должно, из-за грехов своих, пройти через могилу и рассыпаться в прах… Помните об этом, дети мои, и молитесь богу, чтобы он спас вас от греха.
– Ах, сэр! – воскликнула миссис Робертс. – Как меня утешают ваши речи».