— А вдруг взрывчатку принесет? Я давно говорила, что здесь замок нужен.
— Ну, вот и все, — сказал невидимый мужчина. — Замок поставил, а ключ пусть у вас будет, если слесарям понадобится…
— Опять мне больше всех надо, — перебила женщина.
— Но вы же на замке настояли.
— Так у меня же над головой… А вдруг взрывчатка?
— Понятное дело…
Альку как будто пригвоздили к лестнице: «понятное дело», ночевать больше негде!
Вместо Казимирыча
Алька побрел к автовокзалу. Если бы у него были деньги, он бы уехал, куда глаза глядят. Но деньги он получит только через два дня, те самые семьдесят пять рублей, которые честно заработал. В своем убежище он бы славно отлежался до «получки», но судьба опять сыграла с ним злую шутку. «Не много ли на одного, да еще такого маленького?» — невольно подумал Алька и почувствовал, что слезы подступают к глазам. Он крепко зажмурился, чтобы они не вылились наружу. Месяц скитаний многому его научил, а главное, он теперь умеет управлять своими чувствами.
Размышляя, Алька не заметил, как дошел до автовокзала и остановился неподалеку от женщины, торговавшей пирожками. Он прислонился к одному из столбов, служивших опорой привокзальному навесу, и бессмысленно рассматривал снующих пассажиров. Их становилось все меньше, так как дневные рейсы уже заканчивались, а ночные еще не начались. Алька, было, подумал зайти в автобус и запричитать, как это делала Лора: «Сам я не местный… Мама в больнице…». Но понял, что не сможет ничего такого произнести, и продолжал стоять, подпирая столб. Вдруг он услышал голос:
— Мальчик, эй, мальчик!
Продавщица пирожков манила его к себе. Алька молча подошел. Она достала из кастрюли последний пирожок и сказала:
— Съешь, его уже все равно никто не купит, все разъехались.
— Спасибо, — стыдливо выдавил Алька и взял пирожок.
— Они, что же, бросили тебя? — участливо спросила продавщица.
— Кто? — спросил Алька, торопливо запихивая в рот кусок пирожка.
— Ну, эти… парочка…
Алька почувствовал, как заливается краской.
— Да не смущайся ты, — сказала женщина. — Я же видела, что ты у них случайный… Всех я тут знаю. Целый день стою, все вижу… Но я не осуждаю, особенно таких, как ты. Не сами же вы сюда попадаете, жизнь на улицу выбрасывает. Меня тоже жизнь «кинула». Я вот сметчиком в стройуправлении была… Одни благодарности… А теперь пирожками торгую, потому что двое детей. Работы по специальности нет. Мужа нет. Вот так-то… Ну, ладно, пошла я. Если что, подходи завтра, дам пирожок.
Алька долго смотрел вслед женщине, и слезы медленно сползали по его щекам: он все еще не умел сдерживать их, когда его откровенно жалели. Две женщины суетливо прошли мимо него в здание автовокзала, вернулись и долго оглядывали площадку, переговариваясь.
— Ведь обещал! — возмущалась та, что постарше. — Этому Казимирычу совсем нельзя верить. Все они, чехи, такие.
— Он поляк, мама.
— Какая разница? Время уходит, конец октября, мне край надо грядки вскопать. Не могу же я сама… Ведь обещал… И не пришел.
— И почему ты адрес его не возьмешь?
— Да всегда он мне сам звонит, и мы с ним в эту пору на вокзале встречаемся. Зачем мне его адрес?
— А ты одна поедешь на дачу, не побоишься там одна ночевать? Или смысла нет без Казимирыча?
Альку осенило: есть работа! Он быстро подошел к женщинам и спросил:
— Вы Казимирыча ждете?
— Да-а-а…
— Ему срочно пришлось уехать, — соврал Алька, не знавший никакого Казимирыча. — Но он меня прислал вместо себя.
— Как это… вместо? — растерянно протянула старшая, оглядывая тощенького мальчишку в полном недоумении.
— Я хорошо копаю! Я старательный! И… и сильный! Вы не смотрите, что я худой. Это я так, чуть приболел.
Алька торопливо сыпал словами, со страхом думая только об одном: а вдруг этот самый Казимирыч сейчас объявится! Ему очень хотелось «произвести впечатление» на женщин, у которых есть работа. Но младшая молча разглядывала его, а старшая не сдавалась:
— Вот еще что придумал! Я от Казимирыча такого не ожидала — детей посылать вместо себя. Ты внук ему, что ли? Никогда не говорил.
— Нет, я сосед, — сказал Алька, боясь запутаться в родственных связях неизвестного Казимирыча. — Я хорошо копаю!
— А зачем тебе деньги? — вдруг с подозрением спросила младшая.
— На хлеб, — Алька опустил голову. — Маме… на лекарства.
При упоминании о матери Алька не удержал слезы, и они медленно поползли по щекам. Это сразу решило дело. Обе женщины расчувствовались и дружно заявили:
— Ну, пошли в машину.
— Только надо же твоей маме сказать, что мы едем на дачу, забираем тебя на два дня, — сказала младшая, садясь за руль старенького «Запорожца». — Говори, где живешь.
— Не надо! — поспешно отозвался Алька. — Мама знает. Я же, когда с Казимирычем договорился, сказал ей.
— Тогда едем скорее, а то мне еще на дежурство.