Приключения Альки Руднева

С трудом, но Катю удалось уговорить подождать еще день-два, пока Альку отправят домой. Она только попросила, чтобы дали ему хотя бы на минутку трубку. Алька, услышав голос сестры, опять расплакался, и она слышала в трубке только хлюпанье, шмыганье и невнятное бормотание:

– Да…да…да…

Что говорила Альке сестра, никто не слышал, но, видно, что-то хорошее, раз он со всем соглашался. Петр, конечно, порадовался за друга, который скоро вернется домой, но не без сожаления сказал:

– Расстаемся, значит. Может, и не увидимся больше никогда.

– А ты приезжай ко мне в гости, – предложил Алька. – Вместе с Антошкой летом приезжайте.

– Я вот что думаю, – вмешался Степаныч. – Антон со мной пока останется. У меня теперь квартира настоящая будет, нам на двоих хватит. В школу здесь пойдет. А летом мы в Москву к Алексею в гости поедем, оттуда до Антошкиного дома рукой подать. Съездим да посмотрим, что там с его родителями. Может, они его тоже давно ищут. Мы же телевизор не смотрели, может, и пропустили… Ну, а не ищут, так он со мной останется. Вместе веселее будет. Так что, Петруша, в детдом один поедешь. Один ушел – один и вернешься.

– Жалко, – сказал Петр, – мне же они оба как родные стали.

– А что вам мешает родниться? – встряла Кузьминична. – Будете в гости друг к другу ездить – вот и родня!

– Здорово! – согласился Петр. – Только чур не я один к вам ездить буду, а вы ко мне в детдом тоже. Вы не бойтесь, Надежда Васильевна, директриса наша, хорошая, добрая. И воспитатели тоже. Они все рады будут, если ко мне друзья приедут…Я, конечно, виноват, сбежал. Меня там, может, тоже ищут…

– Конечно, ищут! – подхватил Степаныч. – Обязательно ищут! А ты телефон помнишь? Давай позвоним.

– Да уж поздно, – вмешалась Кузьминична. – Кто там в такое время сидеть будет?

– Надежда Васильевна всегда сидит допоздна, – заверил Петр.

– А вот и проверим! – сказал Степаныч. – Говори номер!

В детдоме трубку сняли сразу, и послышался громкий чуть протяжный голос:

– Криунова у телефона.

– Надежда Васильевна? – на всякий случай уточнил Степаныч.

– Да, Надежда Васильевна. А кто спрашивает? Я что-то голос не узнаю.

– Не узнаете, потому что и вовсе не знаете, – стал объяснять Степаныч. – Я звоню из Ростова. Зовут меня Николай Степанович. Я пенсионер, ветеран труда.

– Да, да, Николай Степанович, а какое дело у вас ко мне?

– Да вот воспитанник ваш рядом со мной стоит…

– Неужели Петя нашелся?! – радостно перебила Надежда Васильевна.

– А как вы догадались, что о Петруше речь идет?

– Так у нас все на месте, один только он весной исчез, и мы его через милицию ищем. Он здоров? С ним ничего не случилось?

– Слава Богу, все в порядке. Вот только он сомневается, примете ли его обратно, беглого.

– Как же не принять, ведь мы его несколько месяцев ищем, совсем надежду потеряли. А трубку можете ему дать?

– Конечно. Петруша, говори.

– Надежда Васильевна, простите меня, я больше не буду…

– Не маленький уже, чтобы такие заверения давать, – послышался громкий голос Надежды Васильевны. – Не ожидала от тебя такого, Петя. Непонятно, почему ушел, ничего не объяснил, заставил столько поволноваться. И бросил-то нас весной, когда на нашем огороде страда началась. Ребята без тебя чуть все грядки не погубили, агроном ты наш.

– Что, совсем грядки пропали? – испугался Петр.

– Не совсем, но тебе придется изрядно потрудиться, чтобы навести там прежний порядок.

– Я наведу! – заверил Петр. – Не беспокойтесь, Надежда Васильевна. Завтра же домой поеду автобусом или поездом. Что? Нет, вы не беспокойтесь, я один доеду и до детдома сам доберусь.

– Ну, вот, – удовлетворенно констатировал Степаныч, – уже двое, считай, дома. А ведь и правда, ребята, ничего нет лучше, чем жить «под крышей дома своего», как в песне поется. А еще…не обижайтесь, но вот что я вам скажу: откуда в вас это бессердечие? Обиделся или вольной жизни захотел – взял и ушел. А о близких подумал? Сколько горя им доставил – ведь нет ничего хуже неизвестности. Себя, значит, жалко, а родных нет.

– Ой, – перебила Кузьминична, – особенно матерей жалко. Ищут своих детей, плачут, а они, глядишь, живут себе где-то и не отзываются, все обиду свою лелеют. Всегда, конечно, это было, что младшие старших понимать не хотят, советов не слушают. Но чтобы из дома сбегать…

– От хорошей жизни, конечно, редко кто убежит, – прервал ее Степаныч, – но сейчас все так перепуталось. Одно знаю, жить труднее всего не в бедности, а среди равнодушных. Вон сколько ребятни по подвалам и чердакам ютится, потому что нет у них настоящего дома, они там никому не нужны. Но кому-то же должны быть нужны! Завтра же скажу капитану, чтобы занялся он вплотную бездомными детьми. Ведь это будущее страны на улицах…без присмотра гуляет.

– Ну, то будет завтра, а сегодня уже и спать пора ребятам, – заявила Кузьминична. – Диван раздвинем, и раскладушка есть. Не идти же им, чистым, накупанным, в тот грязный подвал. Тут день-два, и все разъедутся.