Приключения англичанина

«А что если дочка эта не только хороша собой, – размышлял он, – но и соответствует требованиям среднестатистического английского жениха, то есть работящая, домовитая, с уживчивым характером, способная угадать, чего хочет мужчина в тот или иной миг: ласки, сочувствия или чтобы его просто оставили в покое? О, в таком случае я готов на ней жениться и ее воле безоговорочно подчиниться, и делать все, как она прикажет, даже прекратить занятия литературой, поскольку занятия эти малоперспективны в плане материального обеспечения, особенно когда родятся дети, ну что же, не беда, устроюсь куда–нибудь на службу, вон Т. С. Элиот служит же клерком в банке – и ничего, справляется. Только нужно срочно расплеваться с красными, розовыми и розоватыми, а то в любом отделе кадров вычислят по своим каналам мое участие в социалистическом движении, и тогда, понятное дело, от ворот поворот. Х–м, х–м, а погожу–ка я, пожалуй, устраиваться куда бы то ни было, лучше сначала посоветуюсь с Эмилией, она, возможно, девушка рассудительная, возможно, имеет смысл продать акции, положить деньги в банк под проценты? Ну, посмотрим, посмотрим, подумаем вместе. И уж конечно, придется бросить пить, чему я, впрочем, и сам буду рад, попил свое, хватит, ну разве что с Уориком раз в год, на Рождество (чаще–то зачем?) под хорошую закуску. Надеюсь, Эмилия умеет готовить, а то овсянка уже поперек горла… Ничего себе, однако, разыгралось нетрезвое мое воображение!»

Вдруг распахнулась входная дверь, и тотчас Уорик сноровисто полез под стол. На пороге стояла худощавая девушка в парусиновых штанах и тельняшке, каштановые ее локоны шевелил сквозняк.

– Это она и есть? – непроизвольно пригнувшись, шепотом спросил Оливер.

Словно подтверждая его догадку, девушка уперла худощавые руки в худощавые боки и полоснула застигнутого на четвереньках Уорика синим, как молния, взором.

Она была бледна от негодования и раскрыла рот, чтобы, как обычно, отчитать отца за воровство и пьянство.

– Доченька, – жалобно сказал Уорик, высунувшись из–под стола и щурясь от нестерпимо синего блеска, – а у нас гости…

Девушка неожиданно потупила взор. И рот тоже закрыла, так и не издав ни звука.

Дело в том, что от чувств, мгновенно ее переполнивших, она на две–три минуты потеряла дар речи.

То же самое произошло и с Оливером – он сразу же начал испытывать сильнейшее влечение к этой на вид обыкновенной английской девушке [37], интуитивно распознав в ней родственную душу. Слова в таких случаях излишни.

Наконец он с большим трудом взял себя в руки (продолжавшие, однако, мелко подрагивать) и обратился к ней с вопросом:

– Не правда ли, мисс, погода сегодня наилучшая из возможных для этого времени года?

Робея и алея, отвечала девушка… но о том, что она ответила Оливеру, вы узнаете немного погодя, а сейчас я хочу сделать важное отступление.

Мисс Эмилия Стивенсон по материнской линии происходила из честного и бедного рода Уотерсов, представители коего испокон истории британского мореходства либо служили матросами на кораблях (мужики), либо ждали возвращения матросов из рейса (бабы).

Морская служба и сама–то по себе тяжела, но условия, в которых приходилось ее нести в эпоху парусного флота, были просто кошмарными: экипажи ютились в тесных и темных кубриках, неделями не снимая влажной, не успевавшей высохнуть одежды, вечно недосыпали (трудно установить деление на вахты, когда ветер то и дело меняет направление – бывало, за сутки удавалось вздремнуть не более десяти минут), питались солониной столь древней и твердой, что потехи ради вырезывали из нее табакерки; а из окаменевшего сыра выпиливали пуговицы взамен оторвавшихся и упавших за борт; шутки шутками, но кормили на кораблях давно просроченными продуктами, вот и мучились матросики всевозможными желудочными болезнями; к тому же пили желто–зеленую жижу – такой становилась вода уже вскоре после выхода судна из порта (возле бочки с этой дрянью днем и ночью стоял часовой с заряженным ружьем!); а чтобы не заболели цингой, полагалась им ежедневно порция пива, джина или рома; пиво, впрочем, в тропическом климате быстро скисало, и пользы от него не было; выцедив же пинту настоящего спиртного, лезли на мачты и не сваливались ведь, потому что постоянно вынуждены были контролировать свои действия – боцман, заметив признаки опьянения, мог решить, что матрос незаконно употребил сверх положенной нормы, и подвергнуть его немилосердной порке; регулярное же употребление приводило к психическим нарушениям; кроме того, от длительного пребывания в ограниченном пространстве (среди одних и тех же рож) у матросов развивались неврозы и даже психозы, проявления коих карались жесточайшим образом – см. новеллу о сэре Перегрине.