Приключения Аввакума Захова

Надка сидела во дворе и толкла перец. Я любезно поздоровался.

– Как поживаете? Что новенького, какие вести от мужа?

Здоров ли он?

Ее муж работал в Мадане.

Надка обернулась ко мне, и на ее белом личике расцвела улыбка.

– Все хорошо, – ответила она. – Слава богу.

– Очень рад, – сказал я. Постояв немного у открытой калитки, я заговорил снова: – А как ваш боровок, есть аппетит?

– Он и меня скоро сожрет, проклятый! – засмеялась

Надка. Затем она вздохнула и добавила озабоченно: – А все тощий какой-то, совсем не нагуливает жир, не то что человек.

Она отставила ступку в сторону и поднялась со своего стульчика. Надка была маленькая, белолицая и круглощекая, как луна.

– Заходи, – пригласила она меня. – Может, пропишешь ему чего. Я тут же согласился.

Мы вошли в свинарник.

Надкин боров лежал ничком и тяжело пыхтел. Заплывший жиром, он напоминал гигантский пузырь волынки с глазами и ножками.

– Ничего страшного нет, – сказал я. – К рождеству нагуляет.

Надка взглянула на меня доверчиво и снова вздохнула, но на этот раз вздох ее не был таким горестным.

– Очень рад за вас, – сказал я.

Мы все стояли и смотрели на борова. Кроме него, поблизости не было ни одной живой души. Надка молчала.

– Очень рад, – повторил я. И спросил: – А как свинья у

Балабаницы, хорошо ест?

Она схватилась за бока и расхохоталась.

– И придумает же доктор! – сказала она. – Зачем Балабанице свинья?

– Мало ли зачем, – возразил я. – Женщина и замуж может выйти, всякое бывает!

– Это она-то?! – в Надкиных глазах вспыхнул недобрый огонек. – Больно ей нужен муж, когда к ней по ночам через плетень лазят…

Я на самом деле удивился.

– Надка, вы это серьезно говорите?

Она будто даже обиделась.

– Что же, по-твоему, я выдумываю? Пока учитель не начал увиваться за той, за вдовой лесничего, она меньше хвостом крутила, на что-то надеялась. Да и с учителем ей неплохо было.

– А сейчас? – спросил я и нетерпеливо сглотнул.

– Сейчас? – Она подошла ко мне так близко, что я почти ощущал се дыхание. – Балабаница не из тех, что гоняются за мелюзгой, – сказала она.

– А может, тебе только так кажется, – подзадоривал я ее. Я перешел с ней на «ты», потому что мы стояли, почти касаясь друг друга.

– Как это «кажется»! – повысили голосок Надка. –

Собственными глазами видела, как майоров помощник приходил к ней в гости. – Она немного помолчала. – А он ни с того ни с сего в гости к ней ходить не станет.

От радости у меня заколотилось сердце.

Мы были одни. Кроме борова, возле нас не было ни живой души.

– Надка, – сказал я и чуть отстранился. – Твой боров к рождеству непременно прибавит в весе. Будет неплохо, если ты малость уменьшишь его дневной рацион, иначе у него не окажется мяса даже на приличное жаркое!

Я говорю, а она смотрит на меня с как будто не очень-то верит моим словам. На лице ее удивление и даже какое-то недовольство. Видно, ей не понравился мой прогноз относительно ее борова.

21

Обед в этот день прошел очень весело: бай Марко подал нам жареного петуха, теплый калач, брынзу и горький перец. Вино было густое, черное, от него исходил аромат разогретого на солнце янтаря.

Боян Ичеренский подозвал к себе Аввакума, чокнулся с ним, похлопал его весьма покровительственно по плечу и спросил:

– Ну, как ты провел ночь на момчиловской земле, любезный историк? Спокойно ли тебе спалось, не нарушило ли что твой покой?

– Благодарю! – Аввакум отпил немного вина. – В общем провел я ночь неплохо. Случилось, правда, одно происшествие: какой-то субъект, вероятно, по ошибке, чуть было не вломился ко мне в комнату. Я полюбопытствовал, кто он, этот тип, мне захотелось подробнее осведомить его о расположении комнат; увидеть его мне не удалось – он оказался проворней меня и успел улизнуть раньше, чем я поднялся.

Ичеренский и капитан захохотали. Затем Ичеренский сказал:

– Не стоило преследовать беднягу. Он шел не с дурными намерениями, уверяю тебя. Видимо, это был какой-то неисправимый ревнивец: решил проверить, не засиделась ли случайно его возлюбленная у нового квартиранта дольше, чем полагается. Отелло встречаются повсюду – и в Момчилове они есть. Ты должен привыкать к подобным вещам!

– Господи боже мой, но ведь у меня жена к маленькие детки, – вздохнул Аввакум. – Что же с ними будет?

– Веди добродетельную жизнь! – наставнически изрек геолог.

– Глупости! – возразил капитан. Он обернулся к Аввакуму – Отдубась ревнивца как следует, и он успокоится…

Ради Балабаницы стоит потрудиться!

Они продолжали шутить в том же духе, но тут вмешался бай Гроздан.

– Ребята, это уж слишком, мне подобные шутки не нравятся. Балабаница – женщина порядочная. К тому же на ней вся наша сыроварня держится, и вообще мы ею довольны. Это серьезный человек.

– Любовь витает всюду! – философски заметил капитан. Поскольку разговор зашел о любви, Ичеренский опять, взял слово.

– Любовь – чрезвычайно интересное явление, – сказал он. – Возьмем, к примеру, их милость, – он указал на капитана. – Для него благородное чувство – вроде бы то же самое, что «здравствуй» и «до свидания». Для моего друга

Кузмана Христофорова любовь – это египетские письмена.