Приключения Аввакума Захова

В третьей шифрограмме центр приказывает агенту нанести полученные данные на карту и приготовить материал для передачи. Отсюда можно заключить, что ему удалось кое-что сделать. Но четвертая радиограмма уже вызывает тревогу. Мы перехватили ее позавчера вечером в половине двенадцатого. Она гласит буквально следующее: «Посылаем нарочного за сведениями. Его приведет Нина. Дату, час и место сообщим завтра кодом номер тринадцать». И вот вчера без четверти двенадцать наши пеленгаторы уловили и записали короткую радиограмму. Хотя длина волны была изменена, очевидно, это та самая радиограмма, о которой шла речь в предыдущей передаче. Она уточняет дату, час и место встречи, при которой нарочный, приведенный некой Ниной, получит сведения об участках L-Z в секторе А нашей пограничной зоны. Дешифровщики всю ночь возились с этой радиограммой и сейчас еще работают, но безуспешно. А это не сулит ничего хорошего. Допустим, что встреча назначена, например, на сегодня. Что толку, если мы разгадаем код завтра? Успеем ли мы расшифровать радиограмму вовремя? Это первая моя забота. Ну, а если шифрограмма имеет, кроме кода, и условные обозначения? Предположим, мы прочитаем: «Нина приведет нарочного десятого ноября к восьми часам вечера в Парк Свободы к бюсту Раковского». Во-первых, мы не знаем, кто такая Нина, следует ли подразумевать под этим именем женщину, а не мужчину. Во-вторых, все остальное может иметь столько же общего с действительностью, сколько я с самолетом ТУ-114. Парк Свободы может означать вокзальную площадь, а бюст Раковского — Центральную таможню. Дело, как видишь, сложное, чрезвычайно сложное. И самая главная трудность в том, что у нас до сих пор нет никаких человеческих следов. Все так хитро закручено, что, как подумаешь, мороз по коже дерет.

Ты спрашивал, какие у меня заботы. Вот я и рассказал тебе в нескольких словах про мою самую большую заботу. А она так тяжела, что давит сердце и уже два-три дня не дает спать. Кажется, воздуху не хватает. Поэтому сегодня с утра я вышел прогуляться и поразмыслить на свежую голову. Оставил шофера с машиной у автобусной остановки и думаю: дай-ка посмотрю, как живет-поживает, как устроился на новой квартире капитан контрразведки Аввакум Захов, который, впрочем, на днях будет произведен в майоры.

Аввакум вытряхнул остатки табака из трубки, постучал ею о пепельницу и стал снова набивать. Сообщение о том, что его производят в майоры, ничуть не тронуло его; он мало интересовался продвижением по службе. Еще два месяца назад, когда он представил в министерство доклад о бактериологической диверсии в Родопах, заместитель министра намекнул о предстоящем повышении, но Аввакум пропустил это мимо ушей. Ему стало неловко, даже стыдно, и он нахмурился. Неужели полковник, такой славный человек, думает, что звание майора заставит его сердце забиться от радости?

При других, более обыденных обстоятельствах Аввакум даже рассердился бы, но сейчас он лишь насупился и замолчал. Подавив минутное раздражение, он с сочувствием поглядел на полковника, но, ничего не сказав, выпустил к потолку густую струю голубоватого дыма.

— Ты ничего не замечал вокруг себя? — спросил полковник. — Каких-нибудь признаков слежки?

Аввакум медлил с ответом. Он поднялся со стула и принялся по своему обыкновению прохаживаться взад-вперед по комнате. Он отлично понимал, что вопрос полковника не случаен и вызван не одной лишь заботой о нем. Но в то же время Аввакум знал, что, высказав свои подозрения, он тем самым обречет себя на неминуемое бездействие во имя своей личной безопасности. А выйти из игры против воли и не по своей инициативе, когда такой матерый игрок, как Асен, бросил ему перчатку и когда открылись виды на исключительно интересную охоту, казалось Аввакуму недостойным, унизительным и даже глупым с чисто профессиональной, «детективной» точки зрения. Зная, что полковник безмерно благоволит к нему, Аввакум позволил себе вольность ответить вопросом на вопрос. Сев снова рядом с полковником, он спросил его, глядя на неостывшую золу в камине:

— Вы говорите, что пеленгаторная служба записала вчера вечером интересующую вас радиограмму, зашифрованную кодом номер тринадцать. В котором часу начал работать передатчик?

— Наши люди засекли передачу без четверти двенадцать. — Полковник помолчал немного и спросил: — У вас есть какая-нибудь идея?

— Есть, — добродушно усмехнулся Аввакум. — Я предлагаю вам вручить мне приказ, который лежит у вас в портфеле. Вот какая у меня идея.

Полковник улыбнулся и, упершись руками в колени, наклонился к Аввакуму:

— Ты хочешь получить приказ, чтобы начать действовать, — так я тебя понимаю?

— К чему ходить вокруг да около, — недовольно поморщился Аввакум.

Полковник откинулся на спинку стула и замолчал, слегка сконфуженный. Затем он вынул из портфеля приказ, пробежал его глазами, будто читая впервые, прокашлялся и передал его Аввакуму.

— Я полагаюсь на твое заверение, что вокруг все чисто, — напомнил он.

Аввакум убрал приказ и лукаво усмехнулся.

— Итак, жду тебя в управлении к девяти часам, — заключил полковник.