Приключения Аввакума Захова

Небольшая вилла, в которой он жил, своим фасадом была обращена к лесу. В нижнем этаже находилась просторная гостиная и кухня. Из гостиной витая лестница вела на верхний этаж, в профессорский кабинет. В сущности верхний этаж был обычной мансардой, потому что только кабинет представлял собой большую и удобную для работы комнату. Вместо окна здесь била сплошь стеклянная стена. А две другие комнатки глядели на лес сквозь круглые, обитые железом слуховые оконца.

В кухне жил дальний родственник доктора, бывший кок дунайского пассажирского парохода, в прошлом большой весельчак и гуляка, а теперь старый холостяк — лысый, с мешками под глазами. Он стряпал профессору и был для него как бы сиделкой; у старика повара были небольшие доходы, поступавшие из провинции от съемщиков доставшегося ему в наследство дома. Так что этот краснолицый толстяк жил довольно беззаботно, весь день напевал давно вышедшие из моды песенки и венские шансонетки тридцатых годов.

У профессора Найденова был племянник по имени Харалампий, или Хари, как все его звали. Молодой человек слыл большим умельцем. Из нескольких соломинок ему ничего не стоило смастерить китайского мандарина, слона, осла или жар-птицу. Окончив факультет декоративного и прикладного искусства Академии художеств, он прославился как мастер по устройству витрин и выставочных павильонов. Высокий, гибкий, подвижный, он относился к разряду людей, у которых энергия, как говорится, бьет ключом. Куда бы Хари ни пришел, он всегда находил себе дело, подчас на первый взгляд бессмысленное и бесполезное, — то стол передвинет или скатерть поправит, то переставит книги, если на глаза попадается книжный шкаф. Если ему приходится сидеть на одном месте, обязательно вытащит этюдник и начинает рисовать или же сплетает из позолоченной цепочки разные фигурки у себя на коленях.

А когда он в ресторане встанет из-за стола, официант подолгу с удивлением рассматривает петушков и крохотных человечков из хлебного мякиша — пальцы Хари машинально лепят их во время паузы между вторым блюдом и десертом.

Зарабатывал Хари хорошо, тратил деньги довольно осторожно, порой даже скупился, и единственной его страстью были карты. Они играли в его жизни роковую роль, и не потому, что он чересчур увлекался игрой, а из-за его склонности к передергиванию, которое нетерпимо среди карточных игроков. Как только его проделки всплывали наружу — а это бывало довольно часто, — игра обычно кончалась скандалом.

Шулерство было у него своего рода манией, внутренней потребностью. Впрочем, заскоки, правда, несколько иного рода, бывали и у его дядюшки, почтенного профессора. В свободные от писания научных статей и составления учебников минуты он принимался за решение математических ребусов. Профессор выписывал из-за границы специальные журналы, вел с их редакциями оживленную переписку. Иногда он сам составлял такие ребусы из дифференциальных уравнений, которые и Аввакуму были не под силу.

Надо сказать, что маниакальные увлечения были характерны для всего их рода. Покойный отец Хари был по профессии ихтиолог, все его считали серьезным, преданным своему делу научным работником, однако и он отличался причудами. Во время отпуска или когда наступали праздники, он брал рюкзак и, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь на речку или на побережье моря, пускался в дремучие леса на поиски монастырей и заброшенных часовен; там он собирал старинные подсвечники, ржавые задвижки, ветхие останки иконостасов. Однажды во время подобной экспедиции в Странджанских горах он погиб от укуса змеи. Вот почему мне кажется, что в их роду все были немного чокнутые. Участковому ветеринарному врачу не зазорно ловить пестрых бабочек в свободное время, но ихтиологу собирать старые щеколды вовсе не к лицу. Я так считаю.

А теперь мне хочется немножко рассказать и о Прекрасной фее. Меня не причислишь к романтикам, но в порядке исключения я позволю себе одно поэтическое сравнение. Нежностью своей Прекрасная фея напоминала водяную лилию, а живостью и резвостью — белую шаловливую козочку моего старого друга деда Реджепа. Она была поистине редкостным цветком из Магометова рая правоверных, созданного богатейшей фантазией восточных поэтов.

Вот какова была Прекрасная фея — и на лилию походила и на козочку, но прежде всего она была женщиной!

Но, как ни странно, в жизни ей пришлось немало выстрадать. Первое несчастье постигло ее, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Едва она поступила стажеркой в Театр оперетты, как помощник дирижера предложил ей прокатиться с ним к Золотым мостам. Водил он машину неплохо, но чем-то отвлекся на мгновение — наверное, задумался над какими-то контрапунктами, — и машина свалилась под откос. Для водителей транспорта рассеянность — опаснейший порок, подчас ведущий к гибельным последствиям. Раз ты сел за руль, нечего засорять себе голову всякими там гаммами, тактами да контрапунктами.